У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен

Казалось, что мысли Александра I воплотили в своей концепции мира и войны и прагматизм римлян, и нравственные нормы христианских вероучителей, и основанные на современной для XVIII в. научной и гуманистической мысли идеи просветителей. В этом была сила его идей, но в этом была и их слабость, поскольку имперский правовой прагматизм Рима, христианская этика и страстный демократический и гуманистический порыв слабо сопрягались друг с другом в европейской геополитике.

Это проявилось уже в первом опыте реализации концепции Александра I на практике. В 1804 г. в Лондон с секретной миссией отправился посланник и друг императора Н. Н. Новосильцев. В своем портфеле он вез инструкцию для переговоров с английским кабинетом, полную новых внешнеполитических идей молодого монарха. То было время, когда старая Европа встала на дыбы в борьбе против Наполеона Бонапарта, свергавшего троны и кроившего карту Европы. Англия – традиционный противник Франции на европейском континенте – активно поддерживала складывающиеся одну за другой военные коалиции против Бонапарта и была их душой и лидером. Но Новосильцев предлагал не только очередной военный блок. В Лондоне от русского посланца услышали нечто невообразимое. Опираясь на идеи Сен-Пьера – Руссо – Малиновского, Александр I предлагал англичанам после сокрушения «тирана» договор об общеевропейском «вечном мире», о дальнейших договорных правовых отношениях между государствами, обеспечении национальных интересов и воли народов. Главное в предложении Александра I – противопоставить агрессии и вседозволенности Наполеона единство европейских народов, основанное на лозунгах Французской революции доякобинской поры, в частности свободы и благоденствия народов.

В Лондоне Новосильцев предложил созвать общеевропейский конгресс, который бы гарантировал сохранение мира в Европе перед опасностью новой агрессии. В основу этой политики должны были лечь договорные правовые отношения. И хотя проект был ограничен антибонапартистскими устремлениями[66], впервые утопические идеи всеобщего мира и договорного регулирования отношений между государствами, соединенные с идеями социальной справедливости, легли в основу проекта государственного документа.

По существу, это был новый важный гуманистический рубеж в подходе к проблемам войны и мира, который человечество не исчерпало и по сей день. В Лондоне посланца императора встретили вежливо, его предложение выслушали, улыбнулись. Для английских политических прагматиков это был еще один утопический проект. Они жили реалиями, где все решала сила, искусство дипломатии, военные блоки.

К идеям о долговременном мире, осуждении войны как средства решения межгосударственных проблем многострадальная Европа вернулась после сокрушения Наполеона Бонапарта. Уже в ходе заседаний Венского конгресса в 1814–1815 гг. и нового передела Европы победители стремились к созданию такого баланса сил на европейском континенте, который бы на долгое время, если не навсегда, исключил новые войны. Уже тогда Александр I возродил к жизни идеи, заложенные им в инструкцию Новосильцеву.

Но не только геополитическое равновесие интересовало победителей. На этот раз, настрадавшись за полтора десятка лет от наполеоновских войн, лидеры Европы осудили войну как таковую и призвали рассматривать военную агрессию при спорных межгосударственных вопросах как проявление нецивилизованности. На повестку дня встали вопросы религиозно-нравственные, которые еще вчера считались лишь утопиями. Сама жизнь, европейская цивилизация подвела народы Европы к вопросу об исключении войн из политического арсенала человечества[67].

Будущее показало, что европейское общество цивилизационно было еще не подготовлено к решению этой задачи. Но мысль, опережающая социально-экономические, политические, нравственно-этические реалии века, уже ковала новый каркас подходов к вопросам войны и мира.

На конгрессе Александр I дополнил свои прежние предложения новыми реальными шагами, а именно: одобрением и конкретной поддержкой принципов конституционализма, попранных в ходе радикализма Французской революции, а затем растоптанных Наполеоном Бонапартом. Итак, в основу «Венской системы» были положены, по существу, все «три кита» предшествующих разработок проблем войны и мира: 1) баланс сил, геополитическое равновесие, политический легитимизм; 2) нравственно-этические христианские категории, осуждение войны и насилия; 3) идеи суверенитета народов, конституционализма, демократизации жизни[68].