У всякой драмы свой финал

Она вовсе не старалась разгадывать сны, но ей чертовски хотелось бы знать свое будущее. А как этого не хотеть? Можно было бы заранее подстелить соломки, когда будешь падать, можно как-то подкорректировать свои действия, чтобы предотвратить падение. Да много чего можно было бы сделать. Но, увы.

Она боялась падать, она готова зубами цепляться за удачу, чтобы не упасть. Но удача изменчива, и это Еву страшило. Потому еще больше хотелось знать, что будет.

И даже если впереди много хорошего, то ведь приятно осознавать, что все идет, как надо, что жизнь твоя удается. Хуже всего, став глубокой старухой, сидеть, вспоминать прошлое, перебирать фотографии, если они останутся, смотреть в интернете на себя молодую и размышлять о том, что было у нее хорошего, а чего никогда бы она не сделала, если бы снова начала жить. Нет.

Как это отвратительно быть старухой и знать, что ничего уже нельзя изменить. Ужасно. Ужасно. Ева не хотела об этом думать. Ей рано об этом думать. Не стоит бередить душу. Надо заснуть. Надо спать. Утром голова будет свежей и настроение иное. Утро — это свет, солнце, новые желания.

Думилёва заснула, рука ее на Еве ослабла.

Нарлинская, закрыв глаза, слышала ее дыхание, оно было спокойным и размеренным, начинало убаюкивать, звучало все расплывчатее.

Ева стала медленно проваливаться в забытье. Мысли распадались на части, слова в этих мыслях — на отдельные слоги, буквы, а потом и вовсе исчезли.

Обе спали, прижавшись друг к другу, и дыша в унисон.

6

Глеб уехал на работу рано утром. Занятия у Ольги в музыкальной школе начинались позже, поэтому она собиралась без спешки. Долго сидела перед зеркалом, и когда закончила макияж и управилась с прической, пошла в кухню и приготовила кофе. Только собралась сесть за стол, как в дверь раздался звонок. Подошла, взяла трубку уличного домофона, но там была тишина и она сообразила, что звонили не с улицы, а с обратной стороны двери. Включила камеру, увидала на экране лицо соседки, оно показалось ей испуганным, но Ольга не придала этому значения, открыла дверь. Соседка не успела ничего сказать, как из-за двери, из мертвой зоны для камеры, вымахнули двое в масках, в больших не по размеру бесформенных дутых куртках, с пистолетами в руках. Ольга лишь успела удивиться тому, что в куртках в такую жару. И после этого услыхала дрожащий перепуганный голос соседки:

— Прости, они меня заставили! — женщина была в цветном коротком фартуке, в легком домашнем халате, в пушистых домашних шлепанцах, в косынке на голове, с расширенными от страха глазами.

Бандиты втолкнули женщину в квартиру и придавили к стене Ольгу. Молчали. Ольга тоже не произнесла ни слова. Бессмысленно возмущаться, когда к твоему горлу приставлен ствол. С сожалением подумала, что поспешила открыть дверь.

Соседку бесцеремонно уложили на пол. Тот, что был возле Ольги, холодно предупредил женщину:

— Лежать, лягушка! Двинешься — конец!

Ольге в горло больно давил его пистолет. Но вот бандит оторвал ствол, за плечо развернул Ольгу спиной к себе, молчком толкнул в комнату:

— Показывай, где нож? — сказал в самое ухо.

Но показывать ей ничего не пришлось, потому что кинжал лежал на виду. Вечером Глеб рассматривал его и рассказывал Ольге, какие странности произошли вокруг этого ножа. Ложась спать, оставил на комоде, а утром не стал убирать в сейф, сказав, что в обед заедет за ним, чтобы показать в полиции своему приятелю оперу Акламину. Вдруг где-нибудь, когда-нибудь кинжал мелькал в криминальных сводках?

Бандита увидал его и спросил у подельника:

— Эта игрушка?

Тот, не произнеся ни слова, резко шагнул к комоду, сгреб пальцами в перчатках и сунул в карман куртки.

— Тебе повезло, лягушка! — удовлетворенно выпихнул из-под маски. — Не пришлось мне выпускать тебе кишки, а то ведь всякое могло быть. За такую игрушку и кишок не жалко! Но сначала мы тебя погладили бы, чтобы уговорить по-хорошему. — Он грубо распахнул ей полу халата. — А гладить-то тут есть что. Ну а если б не договорились, вот тогда и за кишки принялись бы. Мужику своему передавай привет, и скажи, чтобы не рыпался! И никого не искал! Перепонки подрежем — плавать не сможет! И скажи спасибо за сохранность ножичка!

Ольге стало не по себе оттого, что из-за ее оплошности ей сейчас приходилось выслушивать и наблюдать все это в своей квартире. Смотря исподлобья, она раздосадовано съязвила:

— У меня в кухне в столе еще есть столовые ножи, может, вам и их собрать?

Бандит понял ее сарказм и резко ударил рукояткой пистолета по голове. Ольга потеряла сознание, мышцы расслабились, ноги перестали держать. Она рухнула на пол. Соседке тоже досталась своя порция.

Оставив двух женщин лежащими на полу, одну в комнате, другую в прихожей, грабители вышли за дверь, плотно прикрыв за собой. Сняли маски и быстро спустились с этажа.

Первой вернулась в сознание соседка. Очухавшись, кинулась к Ольге, испуганно кудахча:

— Что я натворила, что я натворила! — затормошила ее, хлопая по щекам. Обрадовалась, когда та открыла глаза. — Ну, слава богу! Я во всем виновата!