У Земли на макушке

Московские, киевские и саратовские экспедиторы! Вы, бродяги торговли, пилигримы оптовых складов, рекламные миссионеры, развозящие товары в своих «пикапах» и по ночам мирно спящие в домашних и гостиничных постелях! Послушайте рассказ о том, как работают ваши коллеги на Чукотке, и гордитесь тем, что даже в вашей прозаической профессии таятся возможности сказочных приключений, достойных пера Джека Лондона.

Как вам объяснить, что значит для Севера самолет? Сказать, что он надежен, выгоден, удобен, – это не сказать ничего. Сегодня, когда Чукотка становится промышленной, когда ее население каждые несколько лет удваивается и неизмеримо растет потребность в товарах, а горы, пурга и тундра остаются такими же, какими были до нашей эры, самолет не просто самое быстрое, а единственное современное средство передвижения. И на Чукотке к нему относятся, как к трамваю: так же лезут в него без очереди и ругаются, когда он опаздывает. Только масштабы, другие. Уж если самолет опаздывает, то не на десять-двадцать минут, а на неделю, на месяц, потому что погода на Чукотке – это обычно непогода. Но все равно далеко не каждый рискнет в полярную зиму сменить самолет на любой другой вид транспорта: утверждение что «самолеты хорошо, а олени лучше», вызывает шумное одобрение лишь в зрительном зале.

В ноябре 1962 года Алла Крайнева привезла в Ванкарем на самолете груз всякой всячины. Очередной рейсовый самолет задерживался, аэропорт назначения был закрыт, и Алла решила отправиться домой на попутных собаках. Экзотика, свежий воздух и никакой толкотни за билетами – сплошное удовольствие в хорошую погоду. Двести километров тундры были для видавших виды полярных псов расстоянием столь же пустяковым, как для их изнеженных цивилизацией собратьев на материке две-три автобусные остановки. Путешественников было четверо: Алла, ванкаремская колхозница Валя и хозяева упряжек Каргырольтен и Опочэн. В непробиваемых чукотских шубах ехать было тепло и уютно. За сутки собаки отмахали большую часть пути.

И это все, что Алла рассказала о первом дне путешествия. Хотя экзотическая, но все же не больше чем увеселительная прогулка.

Оставалось шестьдесят километров. На них ушло девятнадцать дней.

Сначала пали собаки. То ли корм оказался слишком грубым для их луженых желудков, способных переварить сыромятные ремни, то ли по другим причинам – выяснять было некогда, потому что началась пурга. Пустынная тундра – и четыре человека, на которых обрушились мороз, полярная ночь, расстояние и пурга. Герои некоторых романов, очутившись в таком положении, упрямо идут вперед, что дает возможность автору написать десяток взволнованных, но совершенно неправдоподобных страниц. Но в реальной жизни победить пургу в открытой тундре, если единственный вид транспорта – собственные ноги, можно лишь одним способом: ждать. Путешественники перевернули нарты, закрылись оленьими шкурами, и над ними быстро вырос спасительный сугроб, самая надежная защита от обжигающего ветра. Так и жили шесть дней – о подробностях Алле не хотелось вспоминать, но если у вас живое воображение, можете нарисовать себе картину, как протекали шесть суток в снежном сугробе без парового отопления, телевизора и кровати с пуховой периной. Алла лишь сказала, что в менее комфортабельной гостинице она еще не останавливалась.

Затем полдня выбирались из сугроба. Уходя, пурга хлопнула дверью: словно догадавшись, что перехитрившие ее люди беспечно не взяли с собой компаса, она замела дорогу и оставила после себя сплошной туман. Быть может, тысячи лет назад далекие предки Каргырольтена и Опочэна, собирая по крохам опыт поколений, открыли этот способ ориентировки в тундре: нужно найти под слоем снега мох. Если растет густо – значит юг; если редеет – север. Так и ползали по снегу мужчины, раскапывая мох и дорогу, а за ними шли женщины. Где-то километрах в десяти находилась охотничья избушка, и ее нужно было найти. Трое суток, сбиваясь и возвращаясь обратно, четверо нащупывали правильную дорогу. Много раз Алла и Валя падали и мгновенно засыпали, подкошенные самым коварным на свете снотворным – смертельной усталостью на сорокаградусном морозе. Но заснуть – значит больше не проснуться, и чукчи силой поднимали женщин, кричали на них, заставляли идти вперед, и это был тот случай, когда грубое и бестактное отношение к женщине становилось единственно рыцарским и воистину благородным.

– Говорят, перед самым спасением силы прибывают, – продолжала Алла, – а я, увидев избушку, упала. Я знала, что больше не сумею ни ступить, ни проползти даже метра. Дальше ничего не помню. Наверное, меня понесли на руках, а когда пришла в себя, оказалось, что проспала больше суток. До чего хорошо было увидеть над головой крышу. Так бы, кажется, навсегда здесь и осталась, в этой жарко натопленной комнате, завешанной шкурами. Думаете, для красного словца говорю? Да по сравнению с сугробом, из которого мы еле выбрались, эта избушка для нас была вроде курорта знаменитого в Чехословакии, где больных лечат пожарники.

– Пожарники? В Карловых Варах? – изумился я.