У зеркала три лица

— Так и передам шефу, что ты нас разоблачил. И, видимо, жалеешь, что тебя мы участвовать не позвали.

— Я жалею, что ты тратишь жизнь на «шедевры», о которых через полгода даже не вспомнишь.

— Зато я вспомню их стоимость.

«Как знаешь», – подумал Кай, но промолчал. Хотя тянуло признаться, что семь лет назад, когда с деньгами после аварии было неважно, Герда нравилась ему куда больше: в драных джинсах и кожаной куртке из секонд-хенда; со смоки айс и короткими волосами, окрашенными в розовый.

Ту Герду хотелось рисовать, сегодняшняя – навевала скуку. Не спасали ни дорогие вычурные наряды, ни «естественный макияж», делавший Герду безликой, ни прически в стиле старого Голливуда.

А может, Кай просто ее не любил, только и всего.

Почувствовав вину, хотя винить себя за нелюбовь было, наверное, глупо, Кай поднялся наконец на ноги и, встав позади Герды, тихо предложил:

— Давай помогу?

— Если «помочь» равно «оторвать к чертовой матери», валяй.

Кай не ответил: освободил концы лент, аккуратно разгладил заломы и, чуть повозившись, завязал бант не спереди, как пыталась Герда, а за спиной. Вышло не очень, но Герда осталась довольна, а это с ней случалось нечасто.

— Можно еще кое-что? Закрой глаза. — Нарисовать стрелки на подрагивающих веках оказалось сложнее, чем на бумаге, но Герда замерла, от ее волос чарующе пахло духами, а кожа оказалась теплой и нежной – Кай уже и забыл…

Было же между ними и что-то хорошее, убеждал он себя. Не в настоящем, так в прошлом, которого он не помнил. Что-то же их свело, что-то удерживало…

Но Герда распахнула глаза, обожгла взглядом – и память Кая, как разбитый витраж, рассыпалась на осколки.

***

– Какого хрена? – Такис нахмурился, пробежал взглядом по списку игрушек и, от души чертыхнувшись, обернулся в поисках наглого парнишки, решившего взвинтить цены.

Тот обнаружился у дальней стены. Скрючившись, сжав голову побелевшими до синевы пальцами, Кай сидел на полу среди старых газет и мятых коробок и, привалившись лбом к зеркальной створке книжного шкафа, тихо скрипел зубами.

Кошка кружила рядом: разевала без звука пасть, выгибала спину, пушила хвост – но подойти ближе боялась. Такис ее понимал: Кай выглядел так, будто прямо сейчас отдавал богу душу.

– Эй, ты чего? – позвал Такис как можно громче, но не успел и шага ступить, как свет в лавке мигнул, затем – еще раз, и кошка, обнажив черные десна, с шипением попятилась в угол. – Помирать, что ли, вздумал?

– Вот еще, – просипел Кай, уперся ладонями в пол и, пошатываясь, не с первой попытки, но все же поднялся на ноги. Выглядел он неважно: взмокшая челка, пепельно-серый лоб, мутные белки глаз. – Это так… бывает.

Если бы Такис не знал про аварию, если бы не видел уродливый шрам, бороздой распахавший череп парнишки, наверняка бы решил, что Кай на чем-то сидит. Но через минуту тот наконец выпрямился, задышал ровно, без перебоев, и Такис отмахнулся от подозрений: чужие проблемы были последним, что его волновало.

А кошке, пожалуй, мятной травы прикупит, чтоб не вздумала панику разводить. А то глядите, всем сегодня неймется.

– Ты чего цены задрал, борзеныш? – пробурчал Такис и наконец вернулся к прилавку.

– Предупреждал же: за мастерскую аренду подняли.

– Найди поменьше что-нибудь, подешевле.

– Там и так три на три метра: мешок спальный порой кинуть некуда. Не устраивает – ваше дело, я торговаться не стану, найду, куда товар свой пристроить.