У Железного ручья

— Большая ошибка вышла у нас со списками распорядительного комитета. Когда крестьяне выбирали комитет — это было в волостном правлении, — секретарь собрания взял да и записал всех выбранных в книгу, в шнуровую книгу волостного правления; революция-то, казалось, победила, чего ж опасаться? А теперь вот — готовенькие материалы для арестов.

Шпаковский спросил:

— Что надо сделать?

— Если нельзя незаметно расшить книгу…

— Шнур прикреплен сургучной печатью.

— Тогда надо просто вырвать листы с фамилиями. Правда, это будет грубая работа, но если любитель пива, писарь, опять заснет… А?

— Постараюсь.

— Удивительно еще, как до сих пор книга не попала в руки жандармов.

— Никто, значит, не догадался. Кому придет в голову читать шнуровую книгу? И писарь-то берет ее в руки редко: лентяй.

— Так если бы вам удалось…

— Постараюсь, — повторил учитель.

И они оба пошли туда, где стояли Петр Сметков, Гриша, Иван и другие. Учитель был взволнован, красные пятна выступили у него на щеках. Кейнин казался спокойным, как всегда. Он весело закричал Грише:

— Свидание друзей?

За Гришу ответил Иван:

— Угадал. Это мой кормилец, Гришка Шумов. Он со своим дружком меня хлебом кормил.

— А, тоже, значит, интендант! — сказал Кейнин — и будто похвалил непонятным этим словом Гришу.

— Как же доставить вам эти листы с фамилиями-то? — будто вспомнив что-то, спросил Кейнина учитель.

— А зачем доставлять? Уничтожьте их на месте…

— Нет, — упрямо сказал Шпаковский, — я вам их доставлю. Я не член организации, и не так уж хорошо вы меня знаете. А организации следует быть убежденной, что листы действительно изъяты.

— Достаточно будет вашего слова. Хранить листы, а потом еще пересылать совсем незачем: мало ли что может случиться. Как только они попадут вам в руки, уничтожьте сразу же! Порвите, сожгите! А меня известите об этом. Ну, вот через мальчика известите. Пусть он прибежит сюда и скажет: «Дело сделано». Если меня не будет, любому из братьев пусть скажет — мне передадут. Слышишь, мальчик?

— Слышу. А где ваши братья?

— О, — улыбнулся Кейнин, — у меня братьев много. Любому рабочему, который будет тут корчевать пни, можешь сказать: «Передай Кейнину — дело сделано». Понял?

— Понял!

…Когда учитель и Гриша уходили с корчевья, у пней, где час тому назад сидели женщины, уже работали рослые латыши: обрубали топором мелкие корни, а под большие подкладывали бревна. Женщины — с пустыми мешками, с укладками, в которых были завязаны порожние горшочки, — уходили по тропинке в сторону деревни… Знакомая картина: жены отнесли мужьям полдник.

По дороге в «Затишье» учитель сказал Грише:

— А ты, брат, конспиратор!

— Чего это?

— Конспиратор — это такой толковый, сноровистый человек. Он знает, что можно сказать другим, а о чем надо и помолчать, тайну сохранить. Вишь ты, с Иваном видался в лесу, а никто об этом и не знал… Или батя знал?

— Нет, и батя не знал.

— Ну как же ты не конспиратор! От отца родного тайну хоронишь.

— А это не моя тайна. Если б Иван позволил, я б сказал папане. А может, и вам сказал бы. Если б Иван позволил.

— Растолковал. Спасибо.

— Вы не обижаетесь?

— Нет.

— А что это такое: инти… интентан…

— А… интендантство. Это ты Кейнина вспомнил? Как он про женщин сказал? Интендантство доставляет армии все, что надо, — ну, в первую очередь, конечно, хлеб…

— А бабы работникам полдничать принесли.

— Выходит — не только работникам. Большая-то часть хлеба да сала пошла в лес, можно сказать — солдатам. Потому Кейнин и сказал: интендантство.

— Каким солдатам?

— Да ты их только что видел. Трое еще с ружьями были.

— Это не солдаты. Из них один Иван — солдат, да и тот теперь вольный.

— Экий ты какой… Ну, не солдаты. Можно по-другому назвать… Народ их зовет лесными братьями.

18

Через два дня учитель снова появился в «Затишье». Приехал он веселый, довольный. Отца в избе не было. Шпаковский, потирая руки, сказал Грише:

— Ну, пойдем поищем его. Должно быть, в саду, где же еще?

А выйдя во двор, быстро проговорил:

— «Дело сделано».

У Гриши сильно забилось сердце.

— Когда мне идти в лес-то?

— Завтра. Сегодня уж не успеешь.

— Успею. Можно мне с Яном?

— А уж это я не знаю. Уговора с Кейниным не было, чтоб вдвоем…

И Гриша пошел в лес один. Теперь дорогу к корчевью он знал хорошо.

Те же работники — молчаливые рослые латыши — возились с пнями. На Гришу они, как и в первый раз, не взглянули.

Он постоял в нерешительности, потом подошел поближе, тронул одного из работников за рукав и сказал:

— Передай Кейнину: «Дело сделано».

Работник поглядел удивленно на Гришу, на своих товарищей. Потом все вместе, оставив работу, стали глядеть на Гришу.

Он покраснел и сказал упрямо:

— «Дело сделано». Передайте Кейнину.

Работник помолчал еще с минуту, раздумывая, потом ответил по-латышски:

— Подожди, мальчик. Посиди тут на пеньке, я сейчас вернусь.

— Лаби (хорошо), — сказал Гриша и сел на пень.

Сидел он довольно долго. Работники перестали глядеть на него и, не сговариваясь, молча взялись за работу.