У звезд холодные пальцы

– Ну, если напрочь будет пусто с женихами, мне шепни. Я найду достойного парня среди моих мастеров, – засмеялся Тимир, подмигнув с запалом. – Не откажет багалык, если приду просить твоей руки для хорошего человека!

Только хотела Олджуна ответить смелою шуткой, что если ей ждать сватов, то от лучшего из мастеров, как узрела в окне расседланного Аргыса. Подосадовала: не вовремя Хорсун явился. Прервал разговор с гостем на самом интересном месте.

Тимир тоже увидел хозяйского коня. Выбрался из-за стола встретить багалыка. Олджуна с лучистой улыбкой открыла дверь. Выбежала… и словно налетела на невидимую преграду.

За изгородью, объясняя что-то Хорсуну жестами, стоял барлор. Оба они повернули головы к Олджуне. Барро смотрел на нее мгновенье, затем перевел взгляд на кузнеца. Этого было достаточно, чтобы она поняла – случилось непоправимое. Гневом, болью и сокрушающим презрением сверкнули волчьи глаза. Олджуна увидела в руках у багалыка убитого орленка и помертвела от страха. В спине птенца торчало можжевеловое древко, оснащенное, как нарочно, орлиным пером…

Кивнув багалыку, барлор резко развернул чалого и канул в лесу. Будто не за деревьями скрылся, а провалился в пропасть. Хорсун озадаченно погодил у ворот. Тимир, подойдя, воскликнул:

– Ох, беда! Кто же посмел поднять руку на твоего родича?

Лицо багалыка, когда он глянул на приемную дочь, побледнело от ярости. Желваки на скулах заходили ходуном, двигая белый шрам-зигзаг.

Олджуна вихрем унеслась в юрту. Забилась за ровдугу на левой половине, затаила всполошенное дыхание. Провалиться бы куда угодно, лишь бы не видеть страшного лица Хорсуна! Все сторонние мысли-мыслишки выскочили из Олджуны. Ни о чем не могла больше думать, кроме того, что надо бы ей умчаться подальше от заставы. В лес, за горы, вообще от людей… Страх разоблачения стучал в виски, дрожал в каждой косточке, горячим ужасом разрастался и разбухал в крови, тесня сердце к горлу!

Зажмурив глаза, вцепилась в край нар так сильно, что собственными ногтями пригвоздила себя к поддавшейся древесине. Дернулась, дурная, и очухалась от рези в содранных до мяса ногтях.

Получается, сегодня был повальный день слежки. Сандал следил за детьми, Олджуна следила за ним, а барлор, молча улетучившись после утра любви, следил за нею. Увидел сверху, обозревая долину с кряжа, и заинтересовался, чего это она, скаженная, с чужим луком пустилась к гусиному озеру. Знать, видел, как целилась в парящего слетка, попала в него с первого же выстрела и без памяти помчалась обратно…

О чем же думал Барро потом, когда подобрал погибшего птенца? Почему не призвал к ответу саму Олджуну, а пришел обвинить ее перед багалыком? Глаза доверчивые открыть, какую змеюку Хорсун в своей юрте пригрел, дочерью нарек? Не побоялся явить себя, чуженина, в будний, не гостевой день!

Скрипнула дверь.

– Что за незнакомец? – послышался голос Тимира.

– Не знаю, – медля, отозвался Хорсун. – На празднике Новой весны этот парень поборол нашего ботура. Тогда еще показался мне не виданным у нас чужаком. Похоже, барлор, человек волчьего ветра. Быгдай о том же сказал. Но парень был один и ничего плохого не сделал. Я только посты на всякий случай усилил в те дни. А он теперь принес подстреленного кем-то орленка. На стрелу показал. Мол, сам разберешься в людях своих, багалык.

Олджуна на грани обморока поняла, что Барро ее не выдал. Значит, грозы не будет? Хотя бы пока? А там, может, замнется, забудется потихоньку, как было уже с отравлением воинов… В тот раз кто-то для утешения Асчита придумал, будто ядовитый гриб незаметно прилип к одному из корешков сарданы и все вместе протерли в мучицу для освежающего напитка. На том домысле и успокоились. Какое счастье, что барлор не знает молви народа саха и багалык не стал его допрашивать!

– Олджуна, – окликнул Хорсун недовольно, – куда сбежала? Мясо холодное, жир застыл!

Приемная дочь вышла, виновато опустив голову:

– Лицо у тебя было сердитое. Я испугалась…

Впрямь ведь так было! Семеня ногами, спотыкаясь от страха, еще не отступившего, Олджуна вновь свалила мясо из мисы в горшок. Примостила его над горящими углями. Стрельнула глазом туда-сюда – мертвого орленка в юрте не видно. Наверное, Хорсун во дворе оставил.

– Стрела мне знакома, – багалык задумчиво повертел в пальцах можжевеловый комель копьеца. – Такие мастерит Болот, сын Модун. Неужто мальчишка убил слетка ради оперения стрел?

– Возможно, – согласился Тимир. – Асчит хвастал, что паренек стал заправским охотником и хорошо пополняет запасы дружинного ледника.

Хорсун, вздохнув, приглушил голос:

– Модун просила дозволения учить мальчишек воинскому искусству. Женщина одержима войной с демонами. Упирает на то, что звезда Смотряший Эксэкю потускнел. Это, дескать, плохой признак. Кто знает, может, и так. Я не силен в загадках звезд. Подумал, что ей полезно отвлечься, разрешил занятия. Она – дочь воителя и сама воительница, доброй будет наставницей. Сын ее мечет батасы двумя руками и оба втыкаются в мишень.

– Не иначе он сразил птенца, – кивнул Тимир нетерпеливо. – Но я еще не сказал тебе, зачем пришел.