У звезд холодные пальцы

…Лето Олджуны проходило под знаками тройного круга: барлор, волки, орлы. И снова – орлы, волки, барлор. Барро был наваждением, сладким угаром, желанным безумием. Вдвоем они, обнявшись, носились, бродили, спали в лесу, как молодые красивые звери, дышали потрескивающим от зноя и ветра смолистым воздухом. Им было хорошо. Потом барлор исчезал без прощания, незаметно и резко. Кажется, только что тут сидел, еще примятые былинки не успели распрямиться, а человека уже не видно нигде.

Всякий раз Олджуна чувствовала себя отчаянно одинокой, осиротевшей, покинутой навсегда. Чудилось, что Барро нет, не было в помине. Ведь невероятно, что стража не ведает о разбойнике, что приблудился к урочищам Элен едва ли не на два лунных осуохая.

Иногда Олджуна удивлялась себе словно со стороны: ветром, что ли, желтоглазый морок ей принесло из-за Хорсуновой нелюбви? Но тотчас же ярко и живо всплывали в памяти глаза Барро, полные золотого огня, наклон высоко посаженной головы и шепот, щекочущий ухо: «Олджуна, Олджуна!» Он выучился произносить ее имя правильно. А больше так ничего и не говорил на языке саха.

С тех пор как она начала встречаться с барлором, будущее представлялось расплывчато. Даже близкое завтра, не загадывая наперед, милосердно отдалялось в туман, чтобы не загромождать голову лишними переживаниями. Олджуна жила сегодняшним днем, страшась мыслей о неизбежном уходе Барро. Предполагала, что однажды он вот так же скроется, не прощаясь, умчится в тепло своей хищной стаи. Готова была ждать его зиму, лишь бы вернулся весной…

Волков Олджуна воспринимала как дальних родничей Барро. Теперь она много знала об их жизни. Ноги ее умели плясать вьющийся волчий танец. Горло – выводить тягучие песни, которые ввергали в испуг все живое в долине. Думы о волках волновали кровь, грудь распирало гордое чувство тайного единства с ними.

Скоро, совсем скоро соберется вместе бесстрашная стая! Обычно звери не охотятся по-крупному поблизости от логова. За дальними горами у ничьих водопоев довольно добычи. Табуны и стада эленцев не должны пострадать. Угнездившиеся в долине волки не допустят к ней сторонних зверей, норовящих безобразничать в чужих владениях. Но если волчатам случится по недоразумению разодрать какого-нибудь домашнего щенка, что решит себе на беду прогуляться по лесным тропам, люди не простят. Стая может не отправиться на оленью охоту в Месяц опадания листвы, и вообще никогда. Прибылые вырастут к тому времени почти со взрослых собак. Но ума не откликнуться на обман, коварный манок с волчьим голосом, у них вряд ли достанет. Ведь не только барлор искусен выводить вой серых. Среди охотников тоже встречаются мастаки. Тут и облавы не потребуется, любопытные глупыши сами явятся на незнакомый призыв, а следом обнаружат себя старшие.

Олджуна очень желала волчатам дожить до той великой охоты, когда каждый завалит своего первого ветвисторогого. И пусть третьей зрелой весной извечный зов продолжения рода ворвется в их молодые сердца, чтобы стали они зачинателями новых стай в других, чужедальних местах.

Хищные звери приводили Олджуну в восхищение и почтительный трепет. Но хищные птицы, такие же златоглазые, как барлор и волки, мешали ей. Проклятые беркуты просто бесили! Они часто парили неподалеку втроем, с набирающим силу слетком. Гулять по долине стало опасно.

Не смысля в языке барлоров, Олджуна не могла пожаловаться Барро на орлов. Да и не сумела бы объяснить, почему много весен назад беркут едва не унес ее куда-то на глазах у людей. Она и сама постоянно ломала над этим голову. Олджуна не сказала бы барлору о преследовании орлов еще и потому, что он был с ними заодно. Хищники всегда хорошо понимают друг друга. Барро горд и неустрашим, но осторожен, как всякий зверь. Непостижимая ненависть орлов к Олджуне способна встревожить, внушить ему худые думы, а то, чего доброго, и отвращение… Порою она видела, что он чем-то озабочен, и ловила его рассеянный взгляд. О чем думал златоглазый? Об их неопределенном будущем или о красивых девушках лесного разбойного племени, к которым потянулось вдруг заскучавшее сердце? Тоска начинала крушить Олджуну. Уйдет барлор, оставит ее орлам. Злые птицы, видно, собрались перезимовать.

Лучше бы она родилась по-настоящему зверем. Лосихой, рысью или той же волчицей. Тогда в ее голове не пускали бы корни тягомотные человечьи мысли, вечно полные неясной вины. Все знакомые звери любили Олджуну. Но прозорливые орлы чуяли в ней врага, а она, хоть и не сделала им ничего дурного, невольно чувствовала себя в чем-то неправой. Это было несправедливее всего! Исподволь пришло убеждение, что и Хорсун всегда подозревал в ней какой-то изъян из-за того случая с беркутом. Не зря же небесный родич, сын божественного Эксэкю, невзлюбил падчерицу багалыка.

Орлы – вот кто отвернул от нее любовь Хорсуна, сделал пыткой их совместную жизнь. Вот кто породил в душе Олджуны мятущийся страх и несвободу!