— Это — ваше имя.
Наверно, мое. Никаких ассоциаций.
— Вы помните, что с вами произошло?
— Нет.
— Вы попали в аварию.
— Может быть. Где я?
— В больнице. Вы хоть что-нибудь помните?
Пытаюсь напрячь извилины. В голове — муть. Из мутного болота временами выскакивают какие-то лица и вещи, но быстро исчезают, не успеваю рассмотреть.
Больница — понимаю. Авария — тоже понимаю: где-то что-то взорвалось или разбилось.
Про себя не помню ничего…
— Нет.
Врач поднимается со стула:
— К вам посетители. Позвать?
— Позовите.
Входят смутно знакомые мужчина и женщина. Оба — усталые, круги под глазами. Мелькает догадка: у меня ведь, наверно, есть родители… Никаких ассоциаций.
Маму я все-таки вспомнил. В тот же день. Про отца пришлось поверить на слово.
…Путь к себе, длиной в десять лет.
Я выключил компьютер. Долго сидел возле погасшего экрана, курил сигарету за сигаретой. Хотелось пойти и кого-нибудь убить. Лучше — того ублюдка, который посмел вторгнуться в мое прошлое и бесцеремонно вытащить его на свет божий. Сделал так, чтобы забытое лицо постоянно маячило перед глазами и шевелило инертную память.
Ради эксперимента. Ради того, чтобы наложить лапу на невозможное.
Он никогда никого не щадил. Ни чужих, ни своих. Кто сломался, отстал, погиб — сам виноват.
Сволочь…
…Сквозь черноту глухой злобы, сквозь тоску и отчаяние тихонько пискнул телефонный звонок.
— Мишка.
— Я.
— Ты готов со мной поговорить.
— Более чем. Мне необходимо с тобой поговорить.
— Что-нибудь случилось.
— Все — при встрече.
— Хорошо. Я возвращаюсь к себе, ты тоже подходи.
Я подался было к Саше наверх, но ее комната оказалась заперта. Спустился, присел на ступеньку у входа в корпус.
Во дворе никого нет. Часть окон светится, остальные погашены. Половина народу спит уже, поди. Это у меня день с ночью местами поменялись. Да и вообще — все, что можно, поменялось местами и перевернулось с ног на голову…
Саша пришла через десять минут.
— Извини, задержалась. У одного из химиков нервный срыв. Отпускать нужно человека отсюда, а этот старый идиот… ладно. Давно ждешь.
— Не очень.
— Что у тебя случилось.
— Проблема. По твоей части.
— Давай свою проблему.
— Вспомнил тут, между делом, некую Элли Джонсон. Она же — Алевтина Лунева.
Чужая, Чужая. Если и смутилась — я этого не понял.
— Ты знал Алю?
Да, вот теперь ясно: она начинает следить за интонациями, когда ей обязательно нужно быть правильно понятой. Например, с незнакомыми людьми. Или — как сейчас: во что бы то ни стало продемонстрировать собственную неосведомленность. Зараза…
— Удивлена? Скажите, пожалуйста. Тебя даже ни на минуту не посетила догадка, откуда у меня может быть дежа вю. Ты была не в курсе из-за чего — точнее, из-за кого — твоя сестра в свое время зависла в Среднеросске, вместо того, чтобы лететь к мужу в Штаты. Ты совершенно не владеешь информацией, при каких обстоятельствах Элли Джонсон попала в аварию. Ты не приезжала тогда в Среднеросск, тебе ничего не говорили, ты не забирала прах сестры, ты ее не хоронила. Хотя ты — единственное родное существо, которое находилось поблизости. Меньше, чем в сутках пути от места трагедии… Скажите, какая черствость. А еще говорят — отношения между близнецами теснее, чем между матерью и ребенком.
— Мало ли, что говорят.
Я сорвался. Вскочил со ступеньки, тряхнул Сашу за плечо:
— Почему ты не впустила меня позавчера? Сказала — есть причина. Говори свою причину! Только честно, без гнилых отмазок. Говори!..
— Ты уже понял.
— Дудки. Сама скажи!
— Не хотела тебя провоцировать на… несвоевременные воспоминания.
— Несвоевременные — то бишь, накануне маршрута.
— Да.
Я отпустил Сашу, опять сел на ступеньку.
— А еще — пыталась отвадить от работы в зоне, ага. Что у нас там по сценарию в конце фильма «Уайтбол»? Кажется, к герою возвращается давно утраченная возлюбленная.
— Да.
— Думаешь, эта белая штука может изменить прошлое.
— Ты тоже так думаешь.
Накатила апатия, вдруг стало на все наплевать.
— А в чем, собственно, проблема? Ты не хочешь вернуть сестру? Или — ревнуешь?
— Дурак. Дело не в Але и не во мне. То, чем занимается Венский — безумие.
— Зато — хэппи энд, — я усмехнулся. — Торчу с американских хэппиэндов. Позади — катастрофы, аварии, море трупов, но это все — фигня. Главное — к герою возвращается давно утраченная возлюбленная.
— Айрин вернулась потому, что Дин победил разрушителя в себе самом. Это — этическая позиция автора, а не слащавый голливудский ход.
— А я кого должен победить, интересно?
— Не знаю. Я вот думаю: если уж Венскому приспичило ставить эксперименты — неужели нельзя было выбрать какой-нибудь безобидный фильм.
— Ты давно смотрела земное кино? Вспомнишь безобидный современный фильм — с меня бутылка. Ладно, не в этом дело… Мы все-таки оба — психи. Да-да, и ты тоже. До сих пор уайтбол проигрывал сценарий доступными средствами. Невозможного не происходило.
— Невозможного вообще не происходит. Вопрос — где границы возможного. Эксцентричная телепортация Дмитрий Васильича в Гималаи — как, в рамках нормы?