– Стойте, – крикнул я. – Я должен сказать вам …
Карета остановилась. Всадники разъехались по сторонам, давая мне пройти.
– Я слушаю тебя, – произнес консул, внимательно глядя на меня.
– Вы сказали, что учеба вместе с Тирром пойдет на пользу нам обоим … – сказал я, задыхаясь.
– Я помню этот разговор, – ответил консул.
– Но я только мешаю Тирру. Из-за меня ему приходится топтаться на месте и повторять то, что он давно уже знает. Тирр мог бы учиться намного быстрее, не будь меня в классе.
Я выпалил это и в тот же миг ощутил, что мне сделалось легче. Будто камень спал с сердца. Я глядел на консула, приготовившись услышать приговор. Но вместо этого испещренное морщинами лицо консула вдруг прояснилось словно сделалось моложе. Консул впервые улыбнулся и произнес:
– Благодаря тебе Тирр научился дружить. Это важнее всех других наук.
* * *
На следующее утро консул познакомил меня с человеком по имени Крух, занимавшим должность распорядителя. У Круха было бледное невыразительное лицо, короткие русые волосы и сутулая спина. Голос у него был глухой и тихий. Говорил он коротко и только по делу. На вид Крух был человеком нервным и замкнутым. Как и все государственные служащие одет он был в темно-синюю гимнастерку с высоким прямым воротником и металлическими пуговицами на груди. При себе Крух всегда носил кожаную сумку с гусиным пером, чернилами, карандашами и бумагой для письма.
Консул поручил Круху взять меня под свою опеку и обучить основам государственной службы. И Крух с готовностью принялся исполнять. Первым делом он потащил меня к портному, ведь форменной гимнастерки моего размера на складе попросту не нашлось. Вслед за этим мы отправились в Северную башню, служившую для сбора подношений. Так Крух усадил меня за стол в приемном отделении и принялся втолковывать, как вносить записи в книгу учета.
Приемное отделение располагалось на нижнем уровне башни и представляло из себя большую залу с каменными стенами и высоким сводчатым потолком. Сквозь небольшие круглые окна внутрь проникал рассеянный дневной свет. Над головой висели тяжелые металлические люстры со свечами, которые зажигали с наступлением сумерек. Массивный письменный стол, за которым мне предстояло скрипеть пером, находился сразу у входа в приемное отделение. Здесь же стояли двое вооруженных солдат с суровыми лицами, а рядом с ними бородатый горбун с веселыми глазами и огромными волосатыми ручищами.
В дальнем конце залы ровными рядами тянулись металлические стеллажи, сверху до низу уставленные подношениями. Здесь были мешки с мукой и солью, рулоны дорогих тканей, кувшины с маслом и вином, коробки с восковыми свечами, меха и шкуры диких животных и еще множество всякой всячины.
Горожане заходили в приемное отделение по одному, принося вместе с собой подношения для небесных теней. Крух принимал товары, пересчитывал, а при необходимости взвешивал их на специальных весах. Вслед за этим в дело вступал горбун. Он хватал подношения своими огромными волосатыми ручищами и подобно пауку уволакивал их в дальней конец залы, где проворно запихивал на один из металлических стеллажей. В мои же обязанности входило записывать, какие подношения и в каком количестве принес человек. Кроме того, я должен был узнать имя горожанина, после чего найти его в книге учета и сделать напротив отметку, означавшую, что долг исполнен. Словом, работа была утомительной и скучной. Но мысль о трех серебряных монетах подбадривала меня.
Ровно в полдень Крух объявил, что мой рабочей день окончен и я могу быть свободен.
– Завтра в восемь утра, – сказал Крух вместо прощания. – Не опаздывай.
* * *
Я вошел в учебный класс с опозданием на несколько минут. Ирис стояла у окна с раскрытой книгой в руках. На ней было вязаное платье из тонкой зеленой шерсти, с узким длинным рукавом и кокетливыми подвязками на поясе. Одарив меня широкой улыбкой, Ирис пригласила поскорее садиться за парту.
– Сегодня мы вслух читаем стихи о временах года, – произнесла Ирис. – Вот послушайте, одно из моих любимых . . .
Тирр сидел на своем обычном месте. При моем появлении он не пошевелился и ничем не выдал своего настроения. Во время короткого перерыва он поинтересовался, почему меня так долго не было. Я рассказал ему о болезни отца. Тирр внимательно выслушал, но ничего не ответил. За обедом Тирр поведал мне, что нового произошло в поместье. Мы общались как прежде, словно ничего и не было. После занятий я задержался в классе, чтобы записать под диктовку Ирис, какие темы были пройдены во время моего отсутствия, и разобрать их дома. Тирр не стал меня дожидаться.
– Ты делаешь большие успехи, – сказала Ирис, когда мы остались вдвоем.