Уарда

– Однако славные лавры пожинает род фараона! Старшую его дочь мы вынуждены держать вдали от верующих и храма как оскверненную, да к тому же строптивую, а теперь, пожалуй, придется удалить из школы и его сына. Ты смотришь на меня со страхом? Но ведь я уже сказал тебе, что пришла пора действовать. Впрочем, об этом поговорим вечером! А теперь скажи мне вот что: дошла ли до вас весть о гибели священного овна Амона? Да? А ведь его подарил храму сам Рамсес, и они нарекли его именем фараона. Это дурное предзнаменование!

– Но и Апис тоже скончался, – промолвил астролог, печально воздев руки к небу.

– Его божественная душа вернулась в лоно мирового духа, – изрек Амеии. – У нас теперь много дел, и прежде всего мы должны показать себя достойными противниками наших собратьев с того берега, чтобы привлечь на свою сторону жителей Фив. Завтрашнее торжество должно быть поистине грандиозным. Везир выделил мне большую сумму…

– А наши чудотворцы, – подхватил астролог, – умеют творить чудеса, не то что бездельники из храма Амона, которые предаются пирушкам, в то время как мы совершенствуемся.

Амени утвердительно кивнул и сказал с усмешкой:

– К тому же и народу мы нужнее, чем эти жрецы. Они руководят им при жизни, а мы расчищаем тропу смерти. При свете легче идти без проводника, чем во мраке подземного царства. Теперь-то мы, наконец, померимся силами со жрецами Амона!

– Пока ты ведешь нас – мы не дрогнем! – воскликнул астролог.

– И пока храм этот не оскудеет людьми с таким умом, как у вас, – добавил Амени, обращаясь к астрологу и ко второму пророку Дома Сети – старому и грубоватому Гагабу, который в этот миг как раз подошел к ним.

Все трое направились в сад, где верховного жреца поджидали управитель боен из храма Амона и глава колхитов с неизвестно откуда взявшимся бараньим сердцем.

Амени приветствовал управителя бойни храма Амона с величественным радушием, а главу колхитов – лишь с благородной сдержанностью Он выслушал их сообщение и осмотрел вместе с астрологом и Гагабу лежавшее в ларце сердце. Затем он нерешительно взял его своими тонкими пальцами с остро отточенными ногтями, задумчиво поглядел на сердце, обработанное разными снадобьями и издававшее резкий запах,

– Ты, колхит, утверждаешь, что это не человеческое сердце, а ты, мой брат из храма Амона, уверяешь, будто это сердце овна и найдено оно в груди Осириса-Руи. Если это правда, то мы стоим перед загадкой, решить которую в состоянии лишь божество. Следуйте за мной в большой двор! Гагабу, вели четырежды ударить в гонг, ибо я хочу созвать всех наших братьев.

Мощные звуки гонга донеслись в самые дальние уголки огромного храма. Посвященные, святые отцы, служители и ученики в несколько минут заполнили большой двор. Пришли все, кто только мог держаться на ногах, потому что редко раздававшиеся четыре удара обязывали всех обитателей Дома Сети собраться в большом дворе храма. Пришел и врач Небсехт; услыхав четвертый удар, он встревожился, не вспыхнул ли где-нибудь пожар.

Амени велел всем выстроиться для процессии и, сообщив потрясенным служителям божества, что в груди благочестивого главы храма Хатшепсут обнаружено баранье сердце вместо человеческого, приказал всем следовать за собой. Пусть каждый, приказал он, падет на колени и молится, а он тем временем отнесет сердце в святилище и спросит богов, что означает это чудо.

Амени с сердцем в руке встал во главе длинной процессии и вскоре исчез за занавесями святилища. Посвященные молились в зале с шестью колоннами, прилегавшем к святилищу, остальные жрецы и ученики – в просторном дворе, огражденном с запада стройной колоннадой и входными воротами храма.

Около часа пробыл Амени в тиши святилища, откуда вырывались густые облака благовонных курений. Наконец, он показался снова, держа в руках золотую чашу, усыпанную драгоценными камнями. Его высокая фигура была теперь облачена в роскошное одеяние. Жрец, принявший из его рук чашу, шагая впереди него, так высоко держал ее в вытянутых руках, что чаша словно плыла в воздухе над его головой. Глаза Амени были прикованы к чаше, вслед за которой он шествовал, опираясь на посох и склоняясь по временам в смиренном поклоне.

Посвященные склонились так низко, что лбы их коснулись каменных плит двора, а жрецы и ученики пали ниц, когда увидели, что их гордый наставник выступает с таким смиренным и набожным видом. И лишь когда Амени дошел до середины двора и поднялся по ступеням к алтарю, где уже стоял сосуд с сердцем, молящиеся встали, жадно внимая словам верховного жреца. Зычным голосом он торжественно и размеренно возглашал: