Убайдулла-наме

Оттого, что в светоносных мыслях его величества на первом плане стояло попечение о благе подданных, он хотел, чтобы в его государстве не было никакой смуты, исключая [соблазна] от любовного подмигивания красавиц, и никакого расстройства, кроме того, что вносят /136а/ локоны влюбленных. Естественно, что государь вскипел ревностью [по охране столицы от смуты] и отдал приказ о предании смерти этого мошенника. Но поскольку мера его жизни не наполнилась и не наступило еще время сказать ему последнее прости своей молодости, то по усиленным: просьбам приближенных [царского] чертога ему была оставлена жизнь. А так как не может последовать изменения приказа, которому повинуется мир, то [плуту] немного обрезали уши, пролив, [таким образом], его кровь. Прошло несколько дней. Вследствие агитации Балтуи сарайи и некоторых придворных у государя возникла мысль [лично] посмотреть этого обманщика за его удивительным делом. Естественно, что царскую палатку поставили на верху большой соборной мечети, при которой имеется минарат для призыва на молитву[216]. Государь мира со свитою из эмиров и министров соизволил прибыть на указанное место, чтобы посмотреть, [как будет влезать на высоту ученик-муэззин]. Масса народа в этот день взобралась на портал мечети, чтобы лучше видеть зрелище. Тот мошенник, подойдя к подножию минарета, приступил к восхождению /136б/ тем способом, который выше упомянут. Пишущий эти строки полагал, что он повторит этот прием, удовлетворившись тем, что он показал в первый раз, но он показал большее в этих поднятиях на [своеобразные] ступени, так что когда этот жулик с помощью костылей достиг до места муэззина на минарете, то бросился в одно из отверстий-окон, что строители оставили для освещения ступеней [внутренней лестницы[217], и, вторично появившись из отверстия-окна, проделал следующее: без костылей и веревок, только держась кончиками пальцев рук и ног, обошел вокруг места муэззина, следуя от кирпича к кирпичу по парапету, выдававшемуся из тела минарета всего на два пальца. Видя это поразительное дело, государь и все зрители зажмурили свои глаза; часть кричала: “браво”! Другие же выражали отвращение: “этот опыт — /137а/ противный; когда человек того и гляди распростится с жизнью, то можно ли его действия считать за заслуживающее внимания занятие?!” После того [плут] вошел в то же отверстие-окно, в которое он влезал впервые, и затем по ступеням внутренней лестницы спустился вниз, преклонил колени перед государем и выразил ему свое почтение. Государь же, пожаловав ему халат, отдал приказ, чтобы [все] ремесленники города и степи незамедлительно дали бы по одной тенге с каждой лавки этому человеку за его столь трудное и удивительное деяние. После сего случая большинство бухарцев уверовало в этого жулика. Эти наивные люди говорили: “подобное дело не каждый человек может сделать, разве только святой”. Но тот злосчастный, совершивши омерзительные поступки и подвергши испытанию на оселке медь существа своего, целиком обманного и беспробного, появился в мире на короткое время. Да! у кого в природе нет ничего доброго, тот в то время, когда виноград еще не созрел, начинает уже кричать по-пьяному.

/137б/ В самом деле тот жулик, получивши за свое искусство пять тенег, покупал бутылку вина [и] по обычаю пьяниц прятал [ее] за пазуху, [чтобы распить наедине]. Говорят, что в конце концов тот несчастный достиг того, что когда воровским способом забрался в одно место, его [захватили и] повесили за горло. Одно из чудес его величества, свыше вспомошествуемого государя, было именно то, что он предугадал его конец. Впрочем, лишь аллах всеведущий!

О ВВЕДЕНИИ НОВЫХ ДЕНЕГ И О ВОЗНИКНОВЕНИИ СМУТЫ СРЕДИ ЖИТЕЛЕЙ Г. БУХАРЫ ПО ЭТОЙ ПРИЧИНЕ

Менялы пробной палаты красноречия и чеканщики монетного двора остроумия [первые] возымели желание ввести в обращение новые деньги, изменить чеканку монет и убавить ценность танги. Мастер слова, мулла Мухаммед Ховандшах[218], да будет над ним милость аллаха! — в своем “Саде чистоты” описал введение новых денег, чреватое дурными последствиями; государь, отдавший приказ об изменении чеканки и убавлении ценности танги, вызвал смуту в народе божьем и разрушение своего государства[219].