Убайдулла-наме

/143б/ Поскольку невеста Балхской области [уже] была всегдашнею подругой, разделявшей ложе с светоносным сердцем [его величества Убайдуллы хана], он пожелал [окончательно] очистить розовые цветники земной поверхности от колючек и валежника наглого бунтовщика, т. е. Махмуд [бия аталыка], дабы народные массы балхских пределов и окрестностей [Балха] наслаждались сердечным покоем в лугах мира и безопасности. [Государь] устроил совещание с эмирами о походе [на Балх], который он считал одною из важнейших [своих] целей. Эмиры же находили [это предприятие] весьма трудным, оттого что они два раза видели и испытали немалые лишения и утомления в походе на Балх; перспектива еще раз идти туда их не привлекала. [В это время] пришло донесение к охраняющему небо [августейшему] порогу от самаркандского правителя Хошхала катагана о приходе неверных калмыков; эмиры, уцепившись, [за этот случай], избрали его средством для своего намерения. Они доложили государю следующее: “хвала и благодарение аллаху, [в этом] вечном государстве за счастливое время [вашего величества] весь народ /144а/ Балхской области, в районах [Балха], в его окрестностях, успокоившись в колыбели тишины и безмятежности, воссылает молитвы о даровании [вам] длительного счастья и безмерной долготы жизни, не имея в сердце никаких опасений и грусти. Проклятый же Махмуд, раскаивающийся в своих скверных делах и недостойных поступках, теперь, как змея с разбитой головой, свернувшись в кольцо за четырьмя стенами Кундуза, занят собою. Но злополучные неверные калмыки, как муравьи и саранча, обчистивши хвосты и копыта своих коней, первым делом обрушились на племена и улусы казахского народа, предавши [все] потоку и разграблению; большая часть племен и родов казахского народа неверными грабителями Гога и Магога[237] была взята в плен. Слышно нам, рабам, что казахи и племя каракалпаков из страха перед неисчислимым войском неверных калмыков покинули свой исконный юрт и положились на укрепления Ташкента. Да и обитателями этой области овладел столь ужасный страх перед теми дьявольскими войсками, что они трепещут, как дрожащие ивы, и как ртуть — в [беспокойном] движении. Справедливому государю, который есть страж мира, необходимо, опираясь на божественную помощь, укоротить дерзкие руки наглых злоумышленников, посягающих на заповедные страны мусульман, и, охраняя государство от врагов, подобных по своим качествам змеям [тирана] Заххака[238], ему необходимо вторым Феридуном выступить с целью уничтожения этих волков в человеческом образе. И [теперь, когда] подданные [его величества, терпящие] от анархии и беспорядков, [чинимых] врагами, взывают частично о помощи к аллаху, нужно, как во время Александра [Македонского], построить для прекращения доступа врагов стену из непоколебимого решения [отразить их]. Если же в отношении такого похода [против калмыков] выявится леность и нерадение, то не дай бог, если крепости и города [самаркандского] района окажутся изъятыми из рук [государевых] рабов и мусульманское население будет растоптано конями калмыков! Область Самарканда, являющегося столицей высокославных государей, для каждого из них составляла предмет миродержавных вожделений; в /145а/ Самарканде, который основан Александром [Македонским], они счастливо и в добрый час садились на серый камень. В это время его величество, счастливый монарх, [эмир Тимур], заповедует своей благородной; фамилии проявлять милость пределам Самарканда”.

Поскольку царственная неукротимая энергия была направлена на то, чтобы сохранить области и города государства от случайностей времени, чтобы их жители и население проводили время в спокойствии и безопасности, а мятежникам была бы дана такая жестокая пощечина расправы, что они обратились бы в другую сторону, — то естественно, что государь мира принял твердое решение выступить походом к Самарканду.

22-го числа месяца сафара 1121 г., соответствующего году Барса[239], когда войско весны произвело атаку и царь звезд, [солнце], победил армию зимы, а сила зноя сокрушила холод, — вспомоществуемый свыше /145б/ монарх вдел свою благословенную ногу в счастливое стремя и, воссевши на объезжающего мир скакуна, [пустился в путь], занимаясь [по дороге] охотою и любуясь степями и пустынями. Переехав через Керминейский мост и избравши путь по северной стороне реки Кухак[240], [государь] изволил совершать переезды от одной станции до другой. Начальники крепостей и городов, не отличая [от радости] головы от ног при прибытии [в их районы] августейшего кортежа, выезжали навстречу с приличествующими подарками и подношениями ради целования [монаршего] стремени. В какой крепости [его величество] изволил останавливаться, там [встречавшие его власти] выполняли [все необходимые] условия [государевой] службы.