Убегать непросто

Математика всегда давалась ей легко. Она любила цифры, любила стройность столбиков. Часто вечером вместо прогулок с подругами Марина оставалась дома и с легкой завистью наблюдала за тем, как отец вычерчивает проекты. У самой так не получалось, разве что посчитать ему конечные цифры. Она вообще всегда и везде считала. Семь цифр номера телефона на рекламе, длинный столбик чека в магазине, числа на билете в автобусе…. Взрослые считали девчушку не по годам разумной и удивлялись, почему некоторым достается и красота, и ум. Внешность перешла к ней от мамы, певицы в ресторане. Та, правда, больше отдавала цыганкой – крупные черно-синие кудри, глаза цвета спелых яблок и вечные юбки солнцем. Марина маму обожала, и подражала во всем. Даже юбки искала пошире, подлиннее, хоть девчонки в школе и считали их немодными. Уже когда Марина немного подросла, маленькие изящные груди были подчеркнуты обтягивающими футболками, никто не смел сказать, что колокол-юбка не в моде. Теперь все говорили, что у Марины есть вкус, она сама стала задавать моду в школе. Наверное, такая уверенность в себе дана была Марине семьею. Такие дети растут в семьях, где царит исключительная любовь. Отец почитал маму за божество, за Галатею, спустившуюся к нему с пьедестала и прощал поздние ее возвращения и дорогие духи от поклонников. Он знал, что наутро она наденет плюшевый заячий халат, пожарит оладьи с кокосовым сиропом и вымоет его грязные ботинки своими наманикюренными руками. Но знал также, что к вечеру ею снова овладеет тоска, смутная жажда власти над выпившими одинокими страждущими, и она снова наденет свое пурпурное платье с открытыми плечами. Мама была птицей, которой необходимо было улетать, чтобы вернуться. Девочки маму обожали за непредсказуемость. Иногда она приносила свиную ногу из ресторана, а иногда – перетянутую резинкой пачку денег, и тогда они ехали по магазинам, скупая разнообразные резиночки, чулочки, книжки (для Алиски). Папа был стабильностью. Это на его долю выпадала проверка уроков, правда, нечастая, ибо дочери учились хорошо, вечерние разговоры уже в кровати и неспокойное стояние за дверью, когда Марине звонил очередной кавалер.

Наверное, Марина бы вышла замуж, Алиска спокойно поступила в универ, может, даже съехала бы в общагу, а мама наконец ушла из ресторана, чтобы подавать папе ужин в комнату, но как обычно вмешалось судьбоносное «НО».

То была двадцать пятая годовщина их свадьбы. Несмотря на то, что маме уже исполнилось сорок пять, она все еще была красива в знаменитом пурпурном с открытыми плечами. Улыбалась мужу белоснежными зубами и смотрела победно-затуманенными глазами. Сегодня власть была только его. Она допевала «императрицу» для четвертого столика, видя, что им поставили шампанское, как вдруг третьему столику друг решил сделать сюрприз.

Из широкого тубуса вырвались залпы. Несколько ударило вверх, мгновенно запалив ивовые ветки на потолке. Пламя перебежало на холст, а оттуда спустилось на стены с картинами. Наконец люди очнулись, и по столикам полетели первые крики. В секунды от декора повалил дым, такой едкий, что нос отказывался вдыхать, а легкие обжигало оседающим в них ядом. Крохотная дверь не выдерживала толпу, и люди давили друг друга, пока персонал покидал кафе через заднюю дверь.

Она еще пыталась убежать, тащила его из-за столика, кусала губы, кричала, разрываясь от ужаса. Он вдохнул того, что спустилось с потолка и потерял сознание сразу же. Она могла выбежать через заднюю дверь и спастись. Могла уйти, чтобы не оставить девочек. Но не смогла. Села рядом, обняла его крепко и вдохнула.

Говорят, близкие чуют беду, но Алиса с Мариной спали крепко, не ожидая раннего возвращения родителей. Утром в кровати проник холод, и Марина сонно пробормотала «хоть бы окно нам закрыли». Они вышли в коридор и увидели, что родители так и не вернулись. Наверное, гуляют по утреннему прохладному городу. А потом они включили телевизор….

– Остановись, – сказала Марина отражению, увидев, что губы задрожали.

Заколола волосы на затылке, оставив несколько прядей на висках, смыла давно присохший макияж и нанесла маску. Не годится рассыхаться. Беда приходит тогда, когда расклеился и выпал из графика. Подумав, позвонила начальнице. Она столько сделала в последние дни отчетов, что имеет право поболеть недельку.

Зашла в кухню, щелкнув выключателем и вздохнула. Поскорее бы весна. Бесконечно темное небо навевает тоску. Холодильник недовольно заурчал, и она заставила себя заглянуть в него. Алиска варила макароны с тушенкой, полкастрюли еще осталось. Сервелат. Гауда. Нет, все это надо жевать, лишние усилия. Поставив кастрюлю на плиту, она бросила туда курицу из морозилки и открыла пакет с готовым супом. Пожалуй, бульон она сможет проглотить. Где же ты, Алиса?