Убегать непросто

– Не нравится мне там никто. Они все задроты конченные, кому из пацанов интересно проводить столько времени за ерундой? Перетаскивать колбочки туда-сюда, изучать структуру скелета Все нормальные сто по сто придут только на первый курс, подготовишка нужна тем, кому в школе одиноко. Знаешь, я, если честно, вообще думаю иногда, что мед – не моя тема. Маме сказала, так она орала как резаная.

Толстая едва заметно дрогнула. По ее виду ощущалось, что она весьма довольна намечающимися у подруги неурядицами. Ей, первой в начинаниях, всегда было обидно, потому что вторая за ней лишь повторяла, но замечали – то повторюшу. Именно она, первая, решилась поступать в медицинский, привлеченная ореолом света вокруг врачей. Она мечтала ночами о карьере пластического хирурга. Видела во снах, как на хирургическом столе уменьшается нос, а ее добрый друг и коллега, выхаживая ее после операции, ненароком делает предложение. И что же? Ее худая, яркая и совершенно нефантазийная подруга решила следовать за ней. Но мед – это не курсы по игре на гитаре, работать надо ой как. Вот уже и начала выдыхаться моя ты, вторая– первая. Завидовала она повторюше страшно, но и дружбу разорвать не могла. Боялась одной остаться, без поддержки. Что ни говори, а у нее – полная школа друзей. И понять все пыталась, откуда, откуда бешеная такая популярность. В чем секрет обаяния? Почему одной все, а другой – ничего. И Андрея тоже первого она увидела, на аниме-пати. А теперь на футбол к нему ездить ОНА. Ничего, придут еще времена….

Илья отвернулся от девчонок и подумал, что женская дружба, пожалуй, в той же поре, что и во времена Геры, Афины и Афродиты. Зачем они вообще объединяются?

– Так что, не будешь поступать? – спросила первая с надеждой. – Чем тогда думаешь заняться?

Вторая небрежно бросила окурок под лавку, вызвав у подруги глухое раздражение.

– Не знаю. Пиар меня привлекает. Там хоть работать можно пойти, а не шесть лет без денег зависеть от родаков.

– Давай, давай, оч прибыльно щас, картинки рисуешь, не паришься, – сказал Илья, облизывая пальцы.

Неожиданно вторая повернулась в ту сторону, где он сидел и пристально всмотрелась. Он замер.

– Ты ничего не слышала сейчас? – спросила она у первой.

Та пожала плечами, оглянулась, но увидела только девушку в зеброцветном пуховике, неторопливо катившую перед собой коляску. Настроение у Ильи совсем оправилось, он обошел скамейку и, приблизившись к уху второй, шепнул: «голову не ломай, а топай прямиком в мед, и эту не слушай, с пути собьет, добра тебе не желает».

– Что ты, Милка? – спросила первая, увидев, что подругу бьет озноб.

– Так, ничего, – ответила вторая. – Глупости я наговорила, не слушай. Лучше скажи, в эту пятницу практика будет?

Из дневника И.Б.

      Приезжал отец. Он по-прежнему считает, что я зря так выставляюсь в Новой власти. Говорит, что надо спокойно заниматься своими обязанностями и никуда не соваться. Меня так покоробило это «соваться»! Мне кажется, он совсем не понимает или не хочет придавать значения происходящему, а ведь мы творим историю.

Взять, к примеру, Гадаловых. У них от дома был прямой путь под землею до набережной, чтоб грузы втихаря с паровозов перетаскивать. Мы этот ход завалили на неделе, так они волками взвыли – прищучили их наконец-то! Я крепче всех рад, потому как не будет им жизни скоро совсем, не будет! И бой у нас с остальными идет не на жизнь сейчас. Скажет отец, молодцы казаки, что на пьяные головы изрубили троих девчушек по восемнадцати лет, не доведя до тюрьмы? Изверги, нелюди. И, хоть и наговаривают, что большевики тоже жестокосердны, среди наших такого не водится. Только за Зину сердце мое сильно болит, допоздна дает уроки, не разбирая, кому. Говорит, ученье и меньшевикам положено, и отсталым крестьянам. А я бы ее лучше к себе забрал, в банк, ну или, на худой конец, в комиссариат. Все спокойнее. Говорят, крестьяне большевиков вилами колют за облигации. Хоть к нам голод еще и не приступил, а на подходах уже. Как будет все? Не знаю. Но верю, что мы дождемся нового мира.

Глава 7

Если бы они жили лет пятьдесят назад, то в комнате бы тикали часы. Что ни говори, а создает ощущение, что ты жив, раз время еще в пути. Марина сидела в холодной комнате уже третий час, не в силах заставить себя пошевелиться. Ей казалось, выйди она в кухню, и зазвонит телефон. Случится непоправимое. Или уже случилось? Алисы не было вторые сутки. «Абонент недоступен» устало отвечал ей механический голос.