Ну да, ну да. Что-то у меня малость сдвинулось в черепушке. Год-то нынче не восемьдесят шестой, а только семьдесят шестой, а в магазинах, пусть и нет такого изобилия, как в двадцать первом столетии, но все вполне себе неплохо. И в нашем сельпо все есть.
— Лешка, я как чувствовала, что ты приедешь, пирогов напекла! — радостно сказала мама. — Умывайся, в бане вода еще теплая должна быть — вчера топили, а потом кормить тебя буду. Только всю воду не трать — отцу оставь. Его еще спозаранку на ферму вызвали — корова в Стеблеве растелиться не может.
Странно. В деревне Стеблеве — от нас это километров двадцать, тоже имеется ферма, но там и свой ветврач есть. Почему отца-то вызвали?
Мама выдала мне чистые трусы и майку, и я отправился в баню.
Вода, правда, была еле теплая, но все равно, вполне нормально, чтобы сполоснуться.
Вышел в предбанник, раздался стук в дверь.
— Леша, ты оделся? Я тебе спортивки принесла и рубашку.
— Ага, — отозвался я, спешно натягивая трусы.
Мама, подождав минуту, чтобы стеснительный сын успел прикрыть свое хозяйство, вошла в предбанник. Посмотрев на меня, переменилась в лице и села на лавку.
— Леша, а это у тебя что?
Блин! А майку-то я не успел надеть.
— Мам, ну это самое у меня тут, вот так вот, да ничего страшного, — залепетал я, хватая майку. В суматохе попытался просунуть голову не туда. Но мать уже успела взять себя в руки.
— Постой, — властно потребовала она. Встала, подошла ко мне и провела рукой по шраму, уже зарубцевавшемуся. Потом констатировала: — Ножевое ранение. Зашили хорошо.
Мои родители познакомились в Вологде, когда отец учился в Молочном институте[33], а мать в медицинском училище. Она даже успела поработать по специальности, а потом отец получил распределение в колхоз, а вот маме работы не нашлось, поэтому она и стала почтальоном.
Я усадил маму на лавку, сел рядом с ней и вздохнул:
— Мам, все уже позади. Полежал пару недель в больнице, выздоровел. Так что, все нормально.
А мама, уткнулась мне в плечо, обняла меня и заплакала.
Ну почему же я не помню, как все происходило в прошлый раз? Странно. Кажется, такие вещи должны запоминаться. А может, в прошлый раз мне удалось как-то скрыть от родителей факт своего ранения?
Да, точно, так оно все и было. Мама узнала о ранении спустя два года. Шрам-то все равно не спрячешь от ее взгляда. Тем более, если она медсестра, а отец — ветеринар. Они такие вещи просекают на раз-два.
— Мам, а я есть хочу, — сказал я, чтобы отвлечь мать от переживаний.
А со стороны дороги послышался рев мотоцикла. Вон, сворачивает сюда, к нашему дому. Стало быть, вернулся отец. Ну да, рев его «скакуна» я ни с чем не перепутаю. «Урал» с коляской ему выдали в колхозе, чтобы успевал ездить на всякие сложные случаи.
— Пошли, — встала мать с места. — Рубашку накинь и отцу пока ничего не говори. Ему, скорее всего, трудные роды принимать пришлось.
То, что роды были трудными, мать догадалась по затраченному времени. Если отца вызвали на чужую ферму, то неспроста, а коли супруг задержался так долго, то значит, совсем плохо.
Отец был мрачен. Конечно, моему появлению он обрадовался, но все равно, было заметно, что его что-то угнетало.
— Здравствуй Леша, — кивнул отец, уклоняясь от моих объятий. Пояснил: — Грязный я весь, и в крови. Сейчас быстренько помоюсь, переоденусь, потом…
— Коля, как там? — поинтересовалась мать.
— Хреново, — вздохнул отец. — Неправильное предлежание, теленочек крупный был, но умер. Еще хорошо, родительницу удалось спасти.
Я никогда особо не вникал в дела отца, но коли уж вырос в семье ветеринара, то знал, что правильное предлежание, это когда теленок выходит из своей мамки как положено — голова и лапы, то есть, ноги, идут вперед. А неправильное — если он идет задом. Вот тут без посторонней помощи корове не родить и человеку приходится ей помогать. Дело это трудное, грязное. Даже и пересказывать не стану. Все равно я точно рассказать не смогу, так что и незачем. А мой отец всегда воспринимал несчастные случаи очень близко к сердцу.
— Вызвали бы меня вовремя, все бы в порядке было, — устало сказал отец. — У коровы вчера вечером начались схватки, воды отошли, а мой коллега решил вколоть окситоцин. Дескать — матка откроется, к утру родит. В общем, теленка вытащили, только мертвого. Корова жива, так уже хорошо.
Отец махнул рукой и пошел в баню.
Вот я и говорю, что живя в семье ветеринара, я кое-что знал. Скажем, тот факт, что окситоцин не открывает матку у коровы, а напротив, он ее сокращает. Но коли мать удалось спасти, а теленка вытащили, стало быть, матка была открыта. Если бы ветеринар вовремя проверил, как расположен плод, то беды бы не случилось. И что там, коллега отца из Стеблева? Был пьяным или поленился проверить? Отец бы точно проверил — и ректально, а потом и через влагалище.