– Я беседовал с Капланом по телефону. Он мне показался профессионалом.
– Он не пишет ничего особо нового.
– Так он мне и сказал.
– Кроме одного. Ты говорил, что тот человек, который пережил ночь, был найден умирающим и все звал на помощь, был Пит Папуорт, а Каплан пишет, что на самом деле это был Томас Бенн.
– Немец? – Клаус нахмурился, будто пытался вспомнить, потом улыбнулся. – Должно быть, Каплан прав. Я был тогда не вполне…
– И еще у тебя ничего не было о том, что Лора Типлер делила с Адамом палатку.
Он как-то странно посмотрел на меня, не меняя темпа ходьбы.
– Это мне казалось копанием в чужих делах.
– Какой она была?
У Клауса на лице появилось слегка недовольное выражение, словно я нарушила некое неписаное правило. Потом он заговорил:
– Это было до того, как он познакомился с тобой, Элис.
– Знаю. Поэтому мне нельзя ничего о ней спрашивать? – Он промолчал. – Или о Франсуазе? Или о любой из них? – Я прикусила язык. – Прости. Я не собиралась говорить об этом в таком тоне.
– Дебби говорила, что ты немного зациклилась на этих вещах.
– Правда? Она тоже с ним как-то флиртовала. – Мой голос звучал неестественно пискляво. Я сама себя начинала тревожить.
– Боже, Элис.
– Может, нам не стоит идти пешком. Пожалуй, возьму такси до дома. Я чувствую себя уставшей.
Не говоря ни слова, Клаус вышел на проезжую часть и махнул проезжавшей мимо черной машине. Он помог мне сесть в такси, затем, несмотря на мои протесты, сел сам.
– Прости, – сказала я снова.
Некоторое время мы ехали в неловкой тишине, пока такси пробиралось вперед в вечернем потоке машин.
– У тебя нет причин ревновать, – наконец проговорил он.
– Я не ревную. Я устала, и меня мутит от секретов и тайн, и еще от получения информации об Адаме из статеек в газетах или из случайных фразочек, которые у кого-нибудь бездумно вылетают. Такое чувство, что постоянно ожидаешь засады. Никогда не знаешь, с какой стороны ждать очередного сюрприза.
– Как я слышал, – возразил Клаус, – не то чтобы эти сюрпризы появляются сами. Скорее, это ты копаешься, стараясь их выудить. – Он положил свою теплую загрубевшую ладонь мне на руку. – Верь ему, – сказал он. – Перестань себя мучить.
Я рассмеялась, но смех перешел в судорожные рыдания.
– Прости, – еще раз проговорила я. – Обычно я так себя не веду.
– Видимо, тебе нужна помощь, – отозвался Клаус.
Его слова меня поразили.
– Думаешь, я схожу с ума? Ты так думаешь?
– Нет, Элис, может, будет полезно поговорить обо всем этом с кем-нибудь посторонним. Послушай. Адам мой приятель, но я знаю, каким упрямым выродком он может быть. Если у тебя проблемы, попроси помощи, чтобы в них разобраться.
– Наверное, ты прав. – Я откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. Я ощущала страшную усталость и жуткую тоску. – Наверное, я вела себя как дура.
– Временами мы все бываем дураками, – сказал он. Казалось, он немного успокоился, увидев мою неожиданную уступчивость.
Когда такси затормозило, я не стала предлагать Клаусу чашку чаю, на которую он напрашивался, и он в свою очередь, как мне показалось, был не против такого развития событий. Он торопливо обнял меня перед дверью и быстро пошел вниз по улице, полы пальто развевались на ветру. Я устало поднялась по ступеням, подавленная и с чувством стыда за свое поведение. Прошла в ванную комнату, посмотрела на себя в зеркало, и мне не понравилось то, что я там увидела. Потом я осмотрела квартиру, которая пребывала в том же состоянии, в каком я оставила ее утром. В раковине лежали несколько дней не мытые тарелки, ящики комода были выдвинуты, на столе стояли открытые банки с медом и вареньем, на разделочной доске черствел хлеб, у двери приткнулись два наполненных мусором пакета, на линолеуме виднелись крошки и засохшая грязь. В гостиной повсюду стояли грязные кружки, на полу вместе с пустыми бутылками из-под виски и вина валялись газеты и журналы. В банке из-под варенья съежился побуревший букетик нарциссов. Ковер, казалось, не пылесосили несколько недель. Вдруг вспомнилось, что мы также несколько недель не занимались стиркой и не меняли постельное белье.
– Черт, – с отвращением пробормотала я. – Я сама и все вокруг похоже на дерьмо. Точно.
Я засучила рукава и принялась за кухню. Мне нужно было вернуть свою жизнь. С каждой протертой поверхностью я чувствовала себя все лучше. Я вымыла посуду, собрала и выкинула всю засохшую и испортившуюся еду, свечные огарки, все полученные по почте рекламные проспекты, промыла пол с горячей мыльной водой. Я подобрала все пустые бутылки и старые газеты и выбросила их прочь, даже не делая перерывов на то, чтобы прочесть новости недельной давности. Выбросила я и мисочку Шерпы, стараясь не вспоминать, каким я видела его в последний раз. Я сняла с постели белье и свалила в угол, приготовив таким образом для прачечной. Я расставила парами обувь, книжки сложила в ровные стопки, оттерла желтизну в ванной и известковые пятна с душа. Полотенца тоже бросила в приготовленную для стирки кучу.