Убей меня своей любовью

Дуся презрительно фыркнул:

– Ясно кто – скорее всего, преступница. Это она нам тут фейерверки устраивала. Маманю мою заминировала… Точно! А я еще тогда думал – чего это сапер какой-то ненастоящий! Одет, главное, так чистенько. А ведь это она его пригласила. Вот так отошла в сторонку и вызвала по телефону милицию. А кто ее на самом деле знает, кого она там вызывала? Может, и мины-то никакой не было… Ну чего ты опять пялишься на меня?! Ты же сама помнишь, мы еще все вместе обсуждали, как маманя на лавочке томилась! И Якова она хотела на машине, и…

– И ногу она тоже ему сломала?

– Нет, ногу не она. Я же рассказывал – ногу ему какие-то две девицы переломили. Да и не они даже, он сам на себя маменькин горшок грохнул, но все равно они виноваты. Но не Милочка. Они же ее и искали.

– Только вот зачем ей все это надо было? – спросила Инга.

– Ну здесь-то проще всего – ей нужны были мои деньги, – скромно пожал плечами Дуся.

– А сейчас? Сейчас уже не нужны?

– Не цепляйся к словам! – рыкнул на нее Евдоким. – И вообще… Давай спать. Завтра надо эти адреса проверить, может быть, что-то новенькое найдется…

Инга подошла к окну, вперилась взглядом в посиневший квадрат и отчетливо проговорила:

– Я боюсь, что ее уже нет в живых. Она не могла надолго уйти без обоих паспортов. И вещи все здесь, и косметика… Что-то с ней не то…

– А я говорю – спать! – повысил голос Дуся.

Ему уже совсем перестала нравиться такая проницательность поварихи, неизвестно, до чего она тут додумается. И вообще – завтра надо пробежаться по всем этим адресам. Но, конечно же, без Инги!

Утром Евдоким едва разлепил глаза. В нос лезли запахи картошки фри и чего-то там еще с невообразимыми специями. Страшно захотелось есть.

– А ты уже и картошечки нажарила! – потирая руки, уселся за стол Дуся.

Вид у Евдокима был шокирующий – всклокоченные жиденькие волосенки на темени встали во весь рост, на щеках четко отпечатались пуговицы от подушки, майка немножко обвисла, а вся кожа от утренней свежести покрылась пупырышками. То есть, иными словами, вид был самый что ни на есть живой, рабочий.

Неизвестно, кого ожидала Инга, но, завидев Филина, бодрая, уже накрашенная и наглаженная повариха чуть не выронила из рук тарелку.

– Евдоким Петрович! А как же умываться? – захлебнулась она возмущением. – А зубы чистить? А утренний душ? У вас щетина, как у дикого кабана!

– Ой-й-й… То маманя грызла своим воспитанием, то теперь эта… – прошипел хозяин квартиры. – Я просил овсянку! На кой черт мне твоя картошка?!! Чтобы через минуту…

Дуся демонстративно накинул халат и трусцой поспешил в ванную, не забывая злобно приговаривать: «Инга – это девушка… женский идеал… нисколько не напоминает Милляра в роли Бабы-яги…»

За стол он сел в самом поганом настроении. Однако Инга вроде бы ничего не замечала, а после завтрака и вовсе молчком собралась и, вежливо постучавшись, заглянула в Дусину комнату:

– Мы хотели с вами проехаться по адресам Милочки. Так вы едете или мне одной?

Бравый сыщик (во всяком случае, Дуся себя только таким и считал) просто не нашел слов, поэтому лишь кивнул и каким-то робким, овечьим голоском проблеял:

– Я сейчас, быстренько, только носки найду.

Но уже через минуту он взял себя в руки и, выйдя из дома, сурово прикрикнул:

– Ну хоть бумажку с адресом ты догадалась захватить?

Инга молча передала ему листок.

По указанному адресу нужного строения они не нашли, не было такого дома, вся улица Терешковой заканчивалась на номере пятнадцать.

– Ну я чего-то такого и ожидала, – мудро изрекла Инга. – Давайте по другому адресу, тот, скорее всего, настоящий.

Ох, и неприятно было признавать ее правоту! Зато Дуся все время, пока они ехали в автобусе до улицы Спандаряна, читал ей нотацию на тему «Молчи, женщина».

Дом номер двести три они нашли без труда – им сразу показали длинное двухэтажное кирпичное строение, которое уже лет тридцать как просилось на слом. Во дворе старушки гоняли мальчишек, мальчишки же, весело хохоча, убегали от разбушевавшихся бабушек и норовили пробежаться прямо по убогим клумбам, которые были обложены битым кирпичом. Осень уже погубила всю растительность, но бабушки все еще ревностно охраняли клочки декоративной природы.

– Ну погоди, супостат, придешь ты седни домой-то! – потрясала сухонькая старушка хворостиной. – Я тя вместе с твоейной матерью прутом приголублю! Ишь, ковой-то воспитали! Ить, как козел по грядкам-то, как козел! А ты чо пялисси? Нет бы огольца-то споймать да бабушке привесть, стоит он тута, лысиной сверкат!! – накинулась старушка на зазевавшегося Евдокима. – Чо околачивашься? Выглядывашь, чо стянуть можно?!

Дуся оскорбился, и пока придумывал, что бы такое ответить, Инга уже вежливо интересовалась:

– Мы не выглядываем, мы, собственно, во вторую квартиру. Скажите, Татьяна… э-э… Татьяна Дутова там проживает?

Старушка присмирела, поправила на голове платок и важно нахмурилась: