Убей меня своей любовью

– Меня никто не спас. Я сам! Конечно, с дверью я не совладал. Но… Бог увидел мои ноги и придумал костыли! Это я к тому, что в подвале окошечко имелось, высоко, правда, малюсенькое, но имелось. А я на карачках, на карачках до окошечка добрался, костыли свои, как лесенку, приспособил и… Раза два навернулся, спорить не стану, головой повредился, бок опять же разодрал, и немножко все руки скрючило, зато с ногами полный порядок – гипс остался нетронутым. Только испачкался. Я ж с ним по земле… Нет, сначала на окошко, потом с окошечка на землю ухнулся. Но вот так и выбрался! Между прочим, я еще неизвестно сколько километров собачкой пробежал – на четырех ногах!

Тут Инга прервала рассказ героя и распахнула дверь в ванную.

– Яков Глебыч, ванна готова. Олимпиада Петровна, пусть он вымоется, а потом уж поговорим, а то на нем столько всякой заразы, а у нас в доме ребенок.

Девчонка была права. И в самом деле Якову нужно было как следует вымыться, Олимпиаде Петровне переодеться, Инге накрыть на стол, а Дусе попросту прийти в себя от обилия гостей.

Яков Глебыч привычно рухнул на четвереньки и направился в ванную, не забыв истребовать новое полотенце. Олимпиада Петровна удалилась к себе, размышляя, в какой бы праздничный халат ей обрядиться для праздничного ужина, Инга закрутилась возле плиты, а Дуся решал: придется ли бежать в магазин за новой бутылочкой или обойдется? В самом деле – лучше чайку, тем более что у него тортик припрятан.

– Баб Глаша, – заглянул в детскую Дуся. – Ты спишь, что ль?

Старушка спала, мирно растянувшись на светлом диване.

– Эх, такого торта не дождалась, – вздохнул Евдоким и плотно прикрыл дверь. Он решил, что раз уж бабе Глаше все равно торта не достанется, лучше уж он сам его съест, ночью, тихонько у себя в спальне, без посторонней помощи. Инга должна худеть, вдруг они и впрямь поженятся, можно будет ее на диету посадить, маманя и без тортика вон как радуется, а Яков Глебыч… Да что там! Яков у них орел! А птицам, как известно…

Неожиданно из ванной послышались вопли:

– Дуся!! Немедленно сюда!! – дико орал Яков Глебыч. – Я требую!!

В ванную ворвался не только Дуся, но и Олимпиада Петровна. Вероятно, она решила, что на любимого напал вражеский водолаз. Однако Яков был один. Голый и несчастный, он скакал возле белой ванны и не мог попасть в посудину. Как он справедливо предположил, больную ногу мочить не требовалось, а изощренно выгнуться так, чтобы самому погрузиться в воду, а ногу оставить на суше, без посторонней помощи он не сумел. Поэтому и пригласил Дусю. На остальных он не рассчитывал.

– Уй-й-й! – взвизгнул он по-девичьи, завидев невесту, и тут же сурово рыкнул, прикрывая причинное место мыльницей. – Олимпиада, мать твою!! Ну я же раздетый, да?! Чего ты-то принеслась?! Голых мужиков не видела?! Выключи свет, я стесняюсь!

В это время на шум заглянула Инга – не помочь ли? От этого несчастный и вовсе сделал какой-то мудреный кульбит и оказался под водой вместе с обеими ногами. Дусю чуть не смыло волной, теперь с него стекала вода, и рубашка со штанами противно липли к телу. Послушная Олимпиада, как и просили, выключила свет, и Яков заорал благим матом:

– Ду-у-у-с-я-я-я!! Ну поймай же меня из воды-ы-ы!

Дуся в темноте принялся шарить в воде, вылавливая часть тела Якова, за которую можно тянуть. В руки все время попадалась тряпка с переломанной ногой. Яков долбил по воде руками, будто взбивал пену, с Дуси сбегали веселые ручейки, а включить свет никто не догадывался.

– Инга!! Да включи же ты свет!! – рявкнул Евдоким, чувствуя себя Ихтиандром.

Свет зажегся, а вместе с ним в ванную сунулась голова девчонки:

– Что тут у вас делается-то?! Я что – кипятка налила?

– Уйди-и-и-и!! – орал Дуся уже во все легкие. – Он сейчас от стыда вообще уйдет через вон ту дырочку!

От шума проснулась баба Глаша, по-хозяйски заявилась в ванную и решительно вытолкала Евдокима за дверь:

– Ну-ка, Дусь, вали отседова! А ты, милок, не трепыхайси, чай, я и не таких пупсиков видала! Дай-ка я сама тебя обмою…

– Об-мы-вают только… покойников… – уже всхлипывал Яков Глебыч, но от баб Глашиных услуг не отказался. Черт с ними, пусть хоть обмоет.

Старушка управилась на удивление быстро. Уже через десять минут она кликнула Олимпиаду Петровну и спросила чистой марли или бинта. Вскоре настрадавшийся Яков Глебович уже восседал на диване, удобно устроив белоснежную ногу на маленькой табуреточке, а вокруг него степенно сидели все женщины и Дуся.

– Ну, мои дорогие, – подняла Олимпиада Петровна чашку с чаем. – Давайте выпьем за нас!!

– Дуся! А где торт, который я сегодня стряпала? – вдруг вспомнила Инга. – Мы его даже не разрезали, ты его что – целиком проглотил?

Дуся фыркнул и выкатил на столике сказочно красивый торт.

– Вот это я понимаю – встреча! – обрадовалась Олимпиада Петровна. – Сынок прямо чувствует, когда мамочка приедет! Инга, раскладывай кусочки на тарелочки, положи вон Якову Глебовичу… Яшенька, тебе первый кусок! Инга, да ты много-то ему не накладывай, это же не овсянка!

Инга склонилась над Яковом и положила ему на тарелку самый большой кусок.