Я хватаю Томми за загривок и рывком поднимаю на ноги, чтобы взглянуть ему в лицо.
— Какого хрена, Томми?! Где ты пропадал весь день?!
Его глаза широко раскрываются, лицо бледнеет.
— Я … я был здесь, босс.
— Твою мать! Я звонил тебе раз десять, — оттолкнув Томми от себя, я бью его кулаком в лицо. Мне хочется крушить все на своем пути, потому что я растерян. Кто-то обставил меня. А я ненавижу проигрывать. — Звони копам. Я хочу знать, кто, мать твою, сообщил им о моем грузе!
Томми быстро кивает. Это единственная гребаная работа, которую я могу доверить только ему — договориться с копами и выяснить, что им известно. Черт возьми, да пусть хоть в лучшие друзья к ним записывается, мне плевать — лишь бы получить нужную мне информацию тогда, когда она мне кровь из носа нужна.
— А теперь вали на хер! — рявкаю я.
Нетвердой походкой он направляется к двери, потирая шею.
— И, Томми …
Он поворачивается.
— Не прикасайся к ней больше, — я указываю на Уну, и он, кивнув, опускает глаза в пол.
— Какого хрена? — спрашивает меня Уна, гневно сверкая взглядом. Я не отвечаю, и она, закатив глаза, выходит из зала. Глубоко вздохнув, я расправляю плечи и следую за ней. Прямо за дверью стоит Томми, натягивая на себя футболку. Уна демонстративно проходит мимо, в сторону комнат.
— Прошу прощения, босс. Я не отдавал себе отчета … — он замолкает. — Я имею в виду, это не … Я просто позволил ей надрать мне задницу, вот и все.
— Хватит болтать. Займись тем, за что я тебе плачу.
Он кивает, нажимает кнопку лифта, входит в кабину и, не поднимая глаз, ждет, пока закроются двери.
Глава 18
Уна
Я стягиваю спортивные штаны и раздраженно швыряю их в угол. Когда, черт возьми, мы вступили на территорию, где есть место ревности? Что это за средневековье? А Томми? Не показалось ли мне? Вот дерьмо.
Я захожу в ванную и включаю душ. Вцепившись в край раковины, я склоняюсь над ней, пытаясь успокоить бьющееся в неровном ритме сердце, и жду, пока вода не становится огненно-горячей. Подняв глаза, я замечаю темную фигуру, отражающуюся в запотевшем зеркале. Оборачиваюсь и вижу Неро. Он стоит, прислонившись к дверному косяку: на его лице хмурое выражение, руки скрещены на груди.
— Убирайся, — резко бросаю я.
Не обращая внимания на мои слова, он входит в ванную и, приблизившись вплотную, прижимается ко мне всем телом, подталкивая спиной к раковине.
— Нет.
Неро возвышается надо мной. Его широкие плечи — это все, что я могу видеть. Мягкая ткань его футболки касается моего голого живота, его пальцы обхватывают мой подбородок, вынуждая запрокинуть голову и встретиться с ним лицом к лицу. В бушующем взгляде его темных глаз скрыта угроза. От его тела волнами исходит напряжение, и сердце в моей груди начинает биться словно у испуганного кролика. Неро сегодня слишком мрачен, и это, честно говоря, пугает меня.
— Твою мать, не смей больше позволять Томми прикасаться к себе! — рычит он, и я ощущаю в груди вибрацию от его грохочущего голоса.
Я толкаю его, но он даже не шелохнется.
— Серьезно? Ревность? Ты хотя бы отдаешь себе отчет, что она совершенно беспочвенна?
Он ничего не говорит в ответ, и я качаю головой.
— Да пошел ты, Неро.
Он приподнимает бровь.
— С удовольствием, но только вместе с тобой, Morte.
— Я не вместе с тобой, — усмехаюсь я.
Он смеется.
— Ты так думаешь? Какая жалость.
Его рука оставляет мое лицо и сжимается вокруг моей шеи, после чего его губы накрывают мой рот. Я цепляюсь ногтями в его шею и пытаюсь ударить коленом между ног, но безрезультатно. Низкий смех вибрирует возле моих губ, после чего зубы Неро сжимаются на моей нижней губе, требуя открыть доступ для его языка. Сжав мои волосы в районе затылка, он тянет их назад, вынуждая меня запрокинуть голову. Мои губы размыкаются, и его язык устремляется в атаку. И это не поцелуй. Это заявление своих прав. Не знаю, как ему это удается: сначала я хочу, чтобы он трахнул меня, а со следующим вдохом уже готова перерезать ему глотку. Он словно окутывает меня туманом, и теперь все, что я в состоянии понимать, осязать, обонять, — это он. Неро подобен яду, вызывающему привыкание.