В. В. Никитаев, анализируя проблемы юридического мышления и догм теории доказательств в уголовном процессе, делает вывод о том, что «судебная деятельность и мышление суть собственно юридические, не сводимые ни к естественнонаучному, ни к инженерному, ни к какому-либо другому типу. Пожалуй, можно было бы определить судебное мышление как критическое, учитывая при этом, что исторически вообще критическое мышление как таковое выросло из судебного. Так, обвинение критикует презумпцию невиновности данного подсудимого, а защита, в свою очередь, критикует эту критику. Критерий вне разумных сомнений характеризует, в действительности, актуальную ситуацию разрешения дела. В нем выражено субъективное состояние уверенности, а не объективная истина, что именно так все и было на самом деле, потому и в состав суда присяжных включают 12 человек, чтобы избежать крайнего субъективизма». «Объективная (материальная истина) есть фикция, точнее, юридическая фикция, позволяющая использовать Уголовный кодекс для постановления приговора, а потому ее сохранение как средства уголовного процесса предполагает, что на первое место будет поставлена процессуальная истина. Сохраняя логически понимание истины как соответствия, процессуальную истину можно определить как соответствие судебного процесса (а значит и его результатов) требованиям процессуального права».[143]
Оценка доказательств производится судом по внутреннему убеждению в соответствии с объективно установленными по делу обстоятельствами в их совокупности (определение судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда СССР).[144]
Несовпадение точки зрения судьи, действовавшего добросовестно на основе внутреннего убеждения, с точкой зрения вышестоящего суда, уполномоченного на отмену решения судьи, даже в случае отмены этого решения, не только не дает оснований для привлечения судьи к ответственности, но такое привлечение является противозаконным и грубо нарушает принцип независимости судьи (Определение УСК Верховного Суда СССР от 15 июля 1944 г.).[145]
Отмеченные многоплановость и полилогичность понятия «внутреннее убеждение», которое должно, по существу, включать основания доказательств по делу, требуют обращения к праву для определения такого понятия.
Проблемы формирования внутреннего убеждения, определение содержания внутренннего убеждения связаны с правоприменением, когда требования нормы права, относящиеся к неопределенному кругу лиц, должны быть применены к конкретным обстоятельствам дела конкретного участника уголовно-процессуальных правоотношений. Поставленная задача дает основания для обращения к такому понятию, как «фикция» – категории, связанной с юридическими предположениями. С учетом материалистического подхода к правопониманию сущность и понятие фикции длительное время не разрабатывались в теории уголовного и уголовно-процессуального права. Обратимся к работе Г. Дормидонтова, исследовавшего понятие фикции: «Люди, очевидно, не могут все еще обойтись без вымыслов; прямая голая истина часто еще не дается им или оказывается, по-видимому, им не по плечу, и они прибегают к помощи вымысла, чтобы к ней хоть как-нибудь приблизиться или, наоборот, чтобы от нее уклониться. Слову “фикция” придают различный, то очень обширный, то более или менее тесный, смысл, и отсутствие точной терминологии немало затрудняет исследование и изложение интересующего нас предмета… Предположение, которым прикрывают или стараются прикрыть тот факт, что правило закона подверглось изменению, то есть что его буква осталась прежней, а применение изменилось. Фикция есть известный прием мышления, состоящий в допущении существующим известного несуществующего обстоятельства или, наоборот, несуществующим существующего».[146]
Применение понятия внутреннего убеждения при оценке доказательств позволяет выделить в познании и доказывании круг обстоятельств, определяемых законом для процесса доказывания. Соответственно понятие «фикция» полностью охватывает основания внутреннего убеждения, выделяет для правоприменителя тот круг обстоятельств реального мира, который имеет значение для дела. В познание вводятся достоверность, относимость, допустимость, достаточность доказательств и не в абстрактном понимании общей нормы, а в конкретном понимании, применимом к реальной действительности.
Такая позиция позволяет учесть сущность как оценки доказательств, так и внутреннего убеждения судьи при постановлении решения по делу, разграничить периоды применения принципов относимости и допустимости доказательств, поскольку при проверке доказательств имеет существенное значение допустимость доказательств, а в стадии оценки – относимость доказательств.
Понимание оценки доказательств как осознания достоверности полученного по делу знания лишает оценку ее сущности завершения стадии исследования доказательств и допускает смешение понятий «внутреннее убеждение» и «оценка доказательств».