В исповедальне стояла кромешная тьма, я едва различал даже ее силуэт, не говоря уже о том, что нас окружало. Тусклый свет просачивался лишь сквозь плетеную ширму и дверные щели, в остальном мы были изолированы от внешнего мира.
Опять.
– Я не прикоснусь к тебе, – пообещал я. – И прямо сейчас уберу руки, потому что… – Я прижался лбом к ее плечу. – Честность послужила истоком того, что зародилось между нами здесь шесть лет назад. Как бы там ни было, давай сохраним эту традицию. Просто послушай.
Когда мы остались в этой кабинке вдвоем в прошлый раз, она выслушала все, чем мне не хотелось делиться с другими людьми. Я хотел, чтобы в моей жизни присутствовал один-единственный человек, который знал бы настоящего меня, мне нужно, чтобы она поняла.
Девушка тяжело дышала, но не двигалась и не предпринимала попыток сбежать.
Ослабив хватку, я оставил руки у нее на талии.
– В детстве отец рассказывал мне истории о японских воинах, – начал я все так же тихо. – Потерпев поражение в битве, они совершали так называемое
Бэнкс слушала молча. Я откинулся на спинку стула, утянув ее за собой.
– Им предпочтительнее было убить себя, чем до конца жизни испытывать чувство стыда, – пояснил я. – Они восстанавливали не только собственную честь, но и честь своей семьи.
Девушка не шевелилась, но я почувствовал, что она немного расслабилась.
– Арест изменил для меня все, – продолжил я. – Мое будущее, семью, надежды… Даже после освобождения я видел грусть во взгляде матери и разочарование в глазах отца. – В глазах начало жечь. Бэнкс прильнула к моей груди.
– Что мне сделать, если не вонзить гребаный меч себе в живот, чтобы отец вновь смотрел на меня, как прежде?
Я обвил руками ее талию, прислушиваясь к шорохам и скрипам в соборе и к завыванию ветра снаружи.
– У меня ничего не получалось с женщинами, Бэнкс. Я не мог к ним прикасаться. Не мог пить, улыбаться, практически не ел. Не мог позволить себе никаких удовольствий, потому что был недостоин.
Не желая ее ранить, я умолк. Но Бэнкс была необходима моя честность.
– Мы превратили жизнь Рики в ад той осенью, – сознался я. – Обвинили ее во всех смертных грехах, сделали своей целью, подвергли опасности и запугали. Мы издевались над ней, Бэнкс.
Я понизил голос до шепота.
– Она видела мое мерзкое поведение и все равно не перестала со мной разговаривать. По-прежнему выслушивала, обнимала меня и, черт… – Меня буквально душили подступившие слезы. – Мы втроем нуждались в том моменте, каждый по своим причинам. Рика помогла мне почувствовать себя желанным и сильным, понять, что я больше не одинок. И впервые за долгое время я ощутил хоть какое-то умиротворение.
Тело Бэнкс дрожало в моих объятиях. Прерывисто дыша, она тихо плакала.
– Но ты… – Я уткнулся носом ей в шею, опьяненный ее ароматом. – Ты меня мотивируешь, пробуждаешь во мне голод. С тобой я пылаю, и мне хочется замедлить время, а не наоборот.
Бэнкс тяжело выдохнула, повернула голову, нашла мой рот и поцеловала. Ее губы буквально растаяли на моих, наши языки соприкоснулись. Мы дразнили друг друга, покусывали, ласкали. Я застонал; член в брюках настолько разбух, что стало больно.
– Теперь ты можешь притронуться ко мне, – прошептала она в перерыве между поцелуями.
И меня не нужно было просить дважды.
Я обвил руками ее талию, чувствуя мягкость кружева, ее нежную кожу под ним, и сжал. Адреналин разгорячил мою кровь, заставив потерять контроль. Она была такой сладкой на вкус.
Накрыв ладонью ее грудь, я прижал девушку к себе, наслаждаясь каждым движением.
– Мне нравится этот топ, – шепнул я, целуя и покусывая шею Бэнкс. – Безумно нравится.
– Я расплачусь с тобой за одежду.
Я снял с нее куртку и бросил на пол, затем стянул рубашку.
– Конечно, расплатишься.
Моя двусмысленная шутка, похоже, вовсе не разозлила Бэнкс, потому что она снова наклонилась и страстно впилась в меня губами.
– Для начала ты могла бы хорошо себя вести, – произнес я, сжимая ее грудь, облаченную в серый кружевной лифчик.
– Я же уличный сброд, Мори, – ответила девушка с издевкой, покрывая быстрыми поцелуями мою щеку, тем самым сводя меня с ума. – В моем арсенале только грязные методы борьбы.
– Больше нет. Теперь твоя очередь.
– Моя очередь для чего?
Я поставил ее на пол, развернул и притянул к себе. Бэнкс стояла у меня между ног, положив руки мне на плечи. Едва различая ее силуэт в темноте, я поднял взгляд и обхватил ладонями тонкую талию.
– Исповедоваться. Пора сбросить груз старых грехов.
Бэнкс молчала и не двигалась, вероятно, взвешивая все «за» и «против», что ей стоит говорить, а что – нет.
– Давай же, – подстегивал я.
– Ну… – Пальцы Бэнкс скользнули по моей шее, и она нервно захихикала. – М-м… простите меня, Святой Отец, ибо я согрешила. Прошло…