Подсветки приборной доски было достаточно, чтобы озарить нижнюю часть лица и оголенную шею. Я снова сжал руль, ощутив новую волну энергии, пронесшуюся по телу. Во мне скопилось слишком много этой энергии.
Я так давно ни с кем не был.
Моргнув, я попытался заглушить охвативший меня жар. Бэнкс завладела моим вниманием, но мне нельзя было отвлекаться. Вокруг полно других женщин, доступных для игр. Черт, Алекс раз пятнадцать вручала мне свою визитку. Она была всегда готова, если я передумаю.
Тишину нарушил тихий звук – я понял, что это заурчало в животе у Бэнкс. Взглянул на часы: было уже начало двенадцатого ночи.
– Когда ты в последний раз ела? – поинтересовался я.
Девушка не ответила.
– Вообще-то я ни разу не видел, чтобы ты ела, – сообщил я, переводя взгляд с дороги на нее.
– Думаю, про тебя можно сказать то же самое.
Истинная правда. Я придерживался странного распорядка дня и все делал в собственном темпе.
Но проигнорировать свой болезненно ноющий от пустоты желудок тоже не мог. После ряда встреч я завозился с платежными ведомостями и звонками и забыл перекусить.
– Ты права, – согласился я, резко свернув, чтобы не пропустить развилку. – Ужасно проголодался. Что бы ты хотела на ужин?
– Я бы хотела попасть домой.
– Без проблем, – ответил я.
– Я имела в виду свой дом, – раздраженно огрызнулась Бэнкс полчаса спустя.
Тихо засмеявшись, я прошел мимо нее. Она застыла у стены в столовой моих родителей.
Вместо того чтобы отвезти Бэнкс к Гэбриэлу, я привез ее к себе домой. Точнее, в родительский дом. Мама и папа спали в данный момент наверху и не подозревали о нашем визите. Они до сих пор жили в Тандер-Бэй, как родители Майкла и Уилла, и отец Дэймона, разумеется.
Я поднес тарелки к длинному деревянному столу, который блестел в мягком свете висевшей над головой кованой люстры. Несмотря на любовь моего отца к традиционному японскому стилю, мама победила и декорировала дом с использованием большого количества темного дерева, ковров, картин и цветов.
Но она все равно хотела угодить ему, поэтому из окон открывались прекрасные виды, а в доме преобладало естественное освещение.
Поставив на стол посуду и приборы, завернутые в салфетки, я заметил:
– Это лучший ресторан в городе. – После чего бросил ей бутылку воды, которую нес под мышкой. – Садись.
Бэнкс скрестила руки на груди, обняв ими бутылку, и отвела глаза, проигнорировав меня.
– Теперь я могу уйти?
Я рывком выдвинул стул.
– Я знаю, что ты голодна.
Взгляд девушки опустился на тарелку, но тут же снова метнулся в сторону.
Расправив салфетку, я сел, взял вилку с ножом и начал резать филе-миньон, которое ждало меня в холодильнике к моему приходу, как и обещала мать.
Бэнкс не двинулась с места, и я опустил локти, теряя терпение.
– Сядь.
Она подождала примерно три секунды, вероятно, чтобы меня позлить, а потом наконец выдернула стул и плюхнулась на него задницей.
Поставив бутылку, девушка вновь поспешно сложила руки.
– Не люблю стейк.
Я решил не спорить с ней по этому поводу, хотя знал, что она врет. Это просто повод не любезничать со мной за трапезой.
То есть, черт побери, кому мог не нравиться стейк? Только если Бэнкс не была вегетарианкой. Без обид, но у меня создалось впечатление, что в детстве она ела все, что ей давали. И чаще всего это наверняка оказывались объедки других людей и фаст-фуд из «Макдоналдса», а не органическое пюре из брокколи или гребаное миндальное молоко.
Опустив глаза, я посмотрел на тарелку с едой. Молодой картофель, зеленый горошек и толстый кусок нежнейшего мяса, которое, без сомнений, можно резать, как масло.
Незаметно для самого себя я погрузился в размышления. У нас, скорее всего, было больше общего, чем Бэнкс думала.
Я положил вилку и нож; мой живот заурчал от аромата любимой поджаренной корочки.
– Когда я был маленьким, – начал я, откинувшись на спинку стула, – мы жили в захудалой двухкомнатной квартирке в городе. – Я мысленно вернулся в прошлое, пытаясь вспомнить каждую мелкую деталь. – Дыры в стене моей спальни были настолько глубокими, что мы сразу же чуяли, если наши соседи курили травку или дама, жившая сверху, готовила карри.
Глядя на скатерть, я думал о том, как моей бедной маме приходилось каждый день взбираться по лестнице вместе со мной.
– Однако мама всеми силами старалась создать уют… – Мне вспомнились мои корявые рисунки, которыми она украшала стены. – Ей удавалось грамотно распоряжаться нашим мизерным бюджетом.
Бэнкс молчала.
– Папа учился на последнем курсе и постоянно работал, поэтому дома практически не появлялся, – пояснил я. – Я так часто ел «мак-н-чиз», что никогда не спрашивал, что у нас на ужин. Да я и не возражал, макароны с сыром – это круто.
На моих губах появилась полуулыбка.
– Но мама всегда стремилась даже из них сделать изысканное блюдо – подавала на каком-нибудь хлебе и добавляла веточку петрушки.
Подумать только, по-моему, я не ел макароны с тех пор, как мы съехали с той квартиры.