– Отпусти. Меня. Ну, пожалуйста. Отпусти.
– Ты опять за свое? – наморщила желтый лоб Костяная.
– Опять…
– Куда ж тебя отпустить?
– К маме.
– Это невозможно, сынок.
– Почему? Ну почему – невозможно?
– Потому что, во-первых, отсюда пока нет дороги. Для тебя. То есть – ты можешь попробовать разные наши способы, но этому еще придется учиться… Во-вторых, твоя мама и сама не очень-то хочет, чтобы ты к ней вернулся…
– Неправда!
– Правда, правда, Ванюша.
– Нет, не правда! Вы врете! Ты врешь! Зачем ты врешь?!
– Да не вру я, Ванюша. И перестань, пожалуйста, плакать. Ну что ты, ей-богу, как девочка? Мама сама тебя нам отдала. И очень хорошо сделала. А вернуться ты к ней не сможешь… Но, если очень захочешь – можешь попробовать ее к нам как-нибудь…
– Сюда? Она может прийти сюда?
– Ну, не совсем сюда… В другое место. Мы туда все, наверное, пойдем.
Мальчик перестал плакать и посмотрел на старуху – пристально, по-взрослому.
– Я не понимаю, – сказал он.
– Вот и хорошо! – обрадовалась почему-то Костяная. – Хорошо, что не понимаешь. Тебе еще рано такие вещи понимать.
– Я все равно убегу, – упрямо сказал Мальчик и шмыгнул носом.
– Сопли вытри, – Костяная протянула ему мятый шелковый платочек.
Мальчик шумно высморкался.
– Все равно убегу, – повторил он.
– Ну что ж, – устало вздохнула Костяная, – не хотела я всяких наглядных демонстраций… Да, видно, придется. Что ж… Беги.
– Что?
– Беги, говорю. Все равно обратно вернешься.
Старуха потрепала его по волосам – длинный коготь неприятно царапнул Мальчику голову.
– Больно, – обиженно отстранился Мальчик.
– Ой, прости, Ванюша, прости, радость моя, – нервно засюсюкала Костяная, – что ж это я, дырявая голова… Забыла, что у тебя шов там…
– Что у меня… там?
– Шов, сынок, шов, – ответила она.
Мальчик вдруг вспомнил странную сказку, которую рассказал ему Тот Кто Не Может Есть.
Костяная повернулась и молча уковыляла в избушку, оставив Мальчика одного.
Он оторопело поглядел ей вслед, потом провел по своей голове рукой. Действительно – там что-то было. Какая-то неровная длинная корочка…
– Это не про меня, – сказал Мальчик. – Нет, это не про меня. Это не про меня. Я все равно убегу. Я убегу отсюда.
Тумана на этот раз практически не было. Быстрым шагом Мальчик пошел в сторону леса.
Никто не погнался за ним.
– Я убегу. Все равно убегу. Все равно убегу. К маме… – повторял Мальчик в такт собственным шагам.
Это задавало хороший темп:
– Я – убегу – все равно – убегу – все равно – убегу – к ма – ме…
Он шел уже очень долго – а лес все не кончался. Хотелось есть и пить.
Мальчик решил было набрать каких-нибудь ягод – но оказалось, что в этом лесу нормальных ягод не водилось. Не было земляники, черники, голубики… Висели, правда, какие-то большие бело-зеленые гроздья на засохших колючих кустах – но они совсем не казались съедобными.
Мальчик поискал заячью капусту – кисленькие такие трилистники, – но и ее не нашел.
К вечеру стало холодно и спустился туман. Мальчик перестал бубнить себе под нос – и ритм шагов сразу нарушился.
Теперь он то тащился еле-еле, то вдруг бежал со всех ног, то метался туда-сюда, и скоро совсем уже перестал понимать, с какой стороны он пришел и куда направляется.
Когда наступила ночь – темная, беззвездная, ледяная, – Мальчик присел под деревом и стал думать о том, что обычно случается с детьми, которые оказываются в лесу ночью одни. Что с ними случается? Конечно, их съедают волки. Волки со светящимися зелеными глазами. Или еще какие-нибудь хищники. Разрывают на части, жуют и чавкают. В крайнем случае, детей убивают разбойники. А если очень повезет – они умирают сами, от голода и жажды. А еще их могут заклевать летучие мыши. И совы… совы, у которых поворачивается голова… вокруг шеи… быстро-быстро… как карусель… и можно кататься на этой карусели… с бутербродом в руках… черный хлеб с вареной докторской колбасой… главное, не уронить… чтобы не вылетел…
Мальчик проснулся на рассвете, от холода, голода и жажды. Судорожно осмотрел себя – цел. Значит, волки не приходили.
Он поднялся на ноги и стряхнул со штанин налипшие еловые иглы и мокрые желтые травинки. Потом огляделся по сторонам. Небо висело низко, очень низко, как лист плотного серого ватмана, наколотый на острия елей. Туч на этом небе не было – но и солнца тоже… Забыли нарисовать.
Вокруг простирался лес. Все тот же лес: сырой, пустой, скучный – и, в общем-то, не страшный. Только вот… чего-то в этом лесу не хватало.
Звуков.
Птицы не пели. Не стрекотали кузнечики. А ветер не шевелил ветки деревьев. Тихо и неподвижно стояли березы, осины и елки.