Убежище. Дневник в письмах: 12 июня 1942 - 1 августа 1944

У меня уже кружится голова от всей ругани, которой я здесь наслышалась за последний месяц. У папы постоянно сжаты губы. Если кто-то его зовет, он вздрагивает, словно боится, что попросят уладить очередной спор. У Марго частые головные боли, у Дюсселя бессонница, мадам стонет весь день напролет, а у меня уже заходит ум за разум. Честно говоря, забываю, кто с кем в ссоре, а кто уже помирился.

Единственное, что отвлекает — это учеба, и я, действительно, занимаюсь очень много.

Анна.

Пятница, 29 октября 1943 г.

Дорогая Китти!

Господин Кляйман снова болен, его по-прежнему беспокоит желудок. Он даже не знает, остановилось ли у него кровотечение. Впервые мы видели его подавленным, когда он сообщил, что плохо себя чувствует и вынужден уйти домой.

Снова нешуточные ссоры у верхних, и опять из-за денег. Они хотят продать зимнее пальто и костюм господина ван Даана, но заломили такие цены, что найти покупателя невозможно.

Как-то, уже давно, Кляйман встретил знакомого меховщика. И тогда ему пришла в голову идея продать шубу госпожи ван Даан. Это шубка сделана из кроличьих шкурок, и госпожа носила ее целых семнадцать лет. Тем не менее, они получили за нее 325 гульденов — огромные деньги! Мадам хотела их припрятать, чтобы после войны накупить новых нарядов. Супругу стоило немалых трудов уговорить ее, что деньги необходимы сейчас, для повседневных нужд. И представить невозможно, как они орали, ругались и топали ногами. Вся наша семья стояла под лестницей, затаив дыхание, чтобы вмешаться в случае необходимости. Эти брань, истерики, постоянная нервотрепка так изматывают меня, что я вечерами засыпаю в слезах и благодарю Бога за то, что хоть полчасика могу побыть одна.

А в общем, со мной все хорошо, вот только аппетит совсем пропал. Целый день слышу: "Как ты плохо выглядишь!". Все стараются из последних сил хоть немного меня подкормить: пичкают глюкозой, рыбьим жиром, дрожжами и кальцием. Мои нервы совсем на пределе, а по воскресеньям мне и вовсе отвратительно. В доме тогда чувствуются напряжение и тяжелая атмосфера, все какие-то сонные, и даже птицы за окном не поют. Смертельная гнетущая тишина висит в воздухе, душит меня и как будто тянет куда-то в подземелье. Папа, мама, Марго мне совершенно безразличны, я бесцельно брожу по комнатам, поднимаюсь и спускаюсь по лестнице. Мне кажется, что я птица, у которой вырвали крылья, и которая в темноте бьется о прутья своей решетки. Все кричит во мне: я хочу воздуха, света и смеха! Но я не отвечаю этому голосу и ложусь на диван, чтобы немного поспать, уйти от тишины и постоянного страха — ах, ведь мы живые люди.

Анна.

Суббота, 30 октября 1943 г.

Дорогая Китти!

Мама ужасно нервная, и я из-за этого как на иголках. Почему мама и папа никогда не ругают Марго, зато всегда меня? Вот, например, вчера Марго читала книгу с прекрасными иллюстрациями, потом поставила ее на полку и вышла из комнаты. Я как раз не знала, чем заняться, и взяла ее, чтобы посмотреть картинки. Но тут Марго вернулась, увидела "свою книжку" в моих руках и потребовала ее обратно, скорчив сердитую гримасу. Мне хотелось еще немного посмотреть, но Марго злилась все больше, а тут и мама вмешалась: "Отдай сейчас же книгу!".

В комнату вошел папа, он даже не знал, в чем дело, только заметил, что Марго обижают! И накинулся на меня: "Посмотрел бы на тебя, если бы взяли что-то твое!". Я послушалась, положила книгу на место и с обиженным видом вышла из комнаты. На самом деле, я вовсе не обиделась и не рассердилась, просто мне было очень грустно.

Как папа мог судить, не зная толком, о чем спор! Да, я сама гораздо скорее отдала бы книгу Марго, если бы мама с папой так рьяно не вступились за нее! Можно подумать, я ее в самом деле серьезно обидела. Ну, от мамы я другого и не ожидала, она и Марго всегда защищают другу друга. Я уже настолько привыкла к маминым выговорам и раздражительности Марго, что просто не обращаю на них внимания. И конечно, люблю их, просто потому, что они мои мама и сестра, а их человеческие качества — это другой вопрос. Но с папой иначе. Если он уделяет внимание Марго, хвалит ее или ласкает, то все переворачивается во мне, потому что папу я обожаю, он мой пример, и никого на свете я не люблю, как его. Разумеется, он не умышленно делает мне больно: ведь Марго у нас самая умная, добрая и красивая. Но я хочу, что бы и меня воспринимали серьезно. Я всегда была этаким семейным клоуном, который постоянно проказничает, а отдуваться должен вдвое: взбучками от других и собственным отчаянием. Но сейчас мне все это надоело: и отношение ко мне, и так называемые серьезные разговоры. Я жду от папы того, что он не может мне дать. Нет, я не ревную к Марго и никогда не завидовала ее уму и красоте. Но мне хотелось бы, чтобы папа любил меня не только, как своего ребенка, но и как человека — Анну.