Убежище. Дневник в письмах: 12 июня 1942 - 1 августа 1944

Или мне мерещатся кошмары: пожар в нашем Убежище, или что за нами приходят ночью, и я в ужасе забиваюсь под кровать. Я вижу все так ясно и четко, как будто это происходит в реальности. И я осознаю, что такое и в самом деле может случиться.

Мип часто повторяет, что завидует нашей спокойной жизни. Может, в чем-то она и права, но только если забыть о наших страхах.

Не могу представить себе, что когда-то мы снова будем жить в обычном мире. Хоть я и сама часто произношу "после войны", эти слова кажутся мне воздушным замком, который навсегда останется мечтой.

Мы, восемь жителей Убежища, как бы живем на кусочке голубого неба, а вокруг черные тяжелые облака. Сейчас мы в безопасности, но облака все наступают, и граница, отделяющая нас от смерти, приближается. Мы в ужасе мечемся и тесним друг друга в поисках выхода. Внизу люди воюют и сражаются, наверху спокойно и безмятежно, но темная масса не пускает нас ни наверх, ни вниз, она надвигается непроницаемым потоком, который хочет, но пока не может нас уничтожить. И мне остается только кричать: "О кольцо, кольцо, расступись и выпусти нас!"

Анна.

Четверг, 11 ноября 1943 г.

Дорогая Китти!

Для этой главы я придумала хорошее название.

ОДА МОЕЙ АВТОРУЧКЕ.

СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ.

Я всегда очень дорожила своей ручкой, прежде всего, из-за толстого пера. Только такими перьями я могу писать аккуратно. Эта ручка прожила долгую и интересную жизнь, о которой я тебе сейчас расскажу.

Когда мне было девять лет, ручка в коробочке, да еще тщательно упакованная в вату, прибыла из Ахена, города, где жила моя бабушка. Конечно, это был бабушкин подарок. На коробке стояла надпись "бесценный экземпляр".

Шел февраль, было холодно и ветрено, а я лежала в постели с гриппом. Тем не менее, свою драгоценную ручку в красном кожаном пенале я выставила на обозрение всем подругам. Я, Анна Франк, ужасно гордилась своим подарком!

Через год мне позволили взять ручку с собой в школу, и учительница разрешила писать ею на уроках. Но когда мне исполнилось одиннадцать, пришлось убрать мое сокровище в ящик: учительница шестого класса позволяла писать только школьными ручками, которые надо макать в чернильницу. Когда я в двенадцать лет поступила в еврейский лицей, то снова смогла пользовать авторучкой, она теперь вместе с карандашами хранилась в новом пенале, который закрывался на молнию! А потом ручка переехала в Убежище, где провела со мной четырнадцатый год моей жизни и вот…

В пятницу в пять часов я собралась писать у себя в комнате, но меня прогнали папа и Марго, которым приспичило заниматься латинским! Ручка осталась лежать на столе, а ее владелица занялась в уголке стола чисткой бобов, точнее, снятием с них плесени. Без четверти шесть я подмела пол и, завернув мусор и испорченные бобы в старую газету, бросила сверток в камин.

Тот взметнулся ярким пламенем, что привело меня в восторг, поскольку последнее время наш камин еле дышал.

Ученики латинского, наконец, освободили стол, и я уселась за ним, чтобы заняться своим письменным заданием. Но ручка бесследно исчезла. Мама, папа, Марго и даже Дюссель — все искали, но бесполезно. "Наверно, ты бросила ее в камин вместе с бобами", — предположила Марго. "О нет, не может быть!" — воскликнула я. Но когда к вечеру ручка так и не объявилась, мы решили, что она, в самом деле, сгорела. Поэтому и пламя было таким ярким! На следующий день грустное предположение подтвердилось: очищая камин от золы, папа нашел наконечник моей бесценной ручки. От нее самой не осталось и следа.

"Очевидно, расплавилась", — сказал папа.

Только одно меня утешает: моя ручка кремирована, что я когда-то желаю и себе!

Анна.

Среда, 17 ноября 1943 г.

Дорогая Китти!

У нас события не радостные. У Беп дифтерия, поэтому она шесть недель на карантине. Нам ее очень не хватает, к тому же ее болезнь осложнила доставку для нас еды и других покупок.

Кляйман еще не поправился и уже три недели питается только молоком и жидкой кашей. Все дела навалились на бедного Куглера.

Марго послала по почте задания по латинскому и теперь их вернули — с исправленными ошибками и замечаниями. Марго пишет под именем Беп. Учитель очень любезен и обладает чувством юмора. Представляю, как он доволен такой умной и прилежной ученицей!

С Дюсселем что-то случилось, и никто не понимает, в чем дело. Он вдруг совсем перестал разговаривать с ван Даанами. Мама с самого начала предупредила его, что с госпожой из-за этого могут возникнуть немалые неприятности. Но Дюссель возразил, что ван Дааны первыми объявили молчание, и он со своей стороны не намерен его нарушить. А знаешь, вчера 16 ноября была годовщина его прихода в Убежище. По этому поводу он подарил маме цветы.

А госпожа ван Даан, уже давно прозрачно намекающая, что Дюссель в этот день должен выставить угощение, не получила ничего. Вместо того, чтобы поблагодарить и ее за наш общий бескорыстный поступок, он вовсе перестал с ней разговаривать. Утром шестнадцатого я спросила доктора: что он ждет — поздравлений или соболезнований. Тот ответил, что примет и то, и другое.