В последнее время мне все не сидится на месте: то и дело иду наверх, спускаюсь и поднимаюсь опять… Мне так нравится разговаривать с Петером, но боюсь надоесть ему. Он мне много рассказывает: о прошлом, родителях, себе самом. Но мне этого недостаточно, и я постоянно себя спрашиваю: вправе ли я желать большего? Раньше я считала его невыносимым, и он так же думал обо мне. Сейчас я изменила свое мнение, но изменил ли и он свое? Конечно, мы можем стать хорошими друзьями, и так мне будет легче сносить наше заточение. Но хватит об этом. Ведь я только им и занимаюсь, и не хочу втягивать тебя в свои переживания!
Анна Франк.
Воскресенье, 12 марта 1944 г.
Дорогая Китти,
Чем дальше, тем хуже. Со вчерашнего дня Петер на меня не смотрит, как будто за что-то сердится. Я, со всей стороны, из-за всех сил стараюсь не смотреть на него и говорить с ним как можно меньше. Но как это трудно! Что именно во мне привлекает его, а что отталкивает? Может, я преувеличиваю, он просто не в настроении, и завтра все будет нормально!
Самое трудное сейчас не показывать своих мучений и вести себя как ни в чем не бывало. Болтать, помогать по хозяйству, отдыхать и главное — быть веселой! Больше всего сейчас мне не хватает природы и возможности побыть одной так долго, как я этого захочу!
Ах, Китти, кажется, я все бросаю в одну кучу, но я совсем запуталась.
То мне его ужасно не хватает, и я не могу удержаться, чтобы не смотреть на него, а то я себя спрашиваю: на что он мне, собственно, сдался?!
День и ночь, всегда, когда я не сплю, меня не оставляют вопросы: "Не чересчур ли ты пристаешь к нему? Не слишком ли часто ходишь наверх? Может, не в меру много говоришь о серьезных вещах, которых он не хочет касаться?
Можешь ты ему вовсе не нравишься, и лишь вообразила весь сыр-бор? Но почему он так откровенен с тобой? А может, он сам потом об этом жалеет?" И еще много других вопросов.
Вчера днем я так расстроилась из-за плохих новостей с фронта, что заснула на диване. Мне хотелось забыться, чтобы не думать. Проспала до четырех и потом пошла к родителям. Было нелегко отвечать на мамины вопросы и объяснить папе, почему я вдруг заснула. Я отговорилась головной болью, и не солгала: моя голова, действительно болела… как-то изнутри.
Обычные люди, обычные девочки-подростки сочли бы меня занудой из-за моих бесконечных жалоб. Что ж, они правы, ведь я поверяю тебе все, что у меня на сердце, а потом до конца дня стараюсь быть решительной, веселой и самоуверенной, чтобы не терзаться бесконечными вопросами и сомнениями.
Марго очень добра со мной и явно рассчитывает на мою откровенность, но я просто не могу рассказать ей все. Она воспринимает меня всерьез, слишком всерьез, много думает о своей безрассудной сестренке и спрашивает себя: "Правдива ли она или разыгрывает комедию?".
Мы живем здесь слишком тесно, и мне не хотелось бы видеть доверенную моих тайн ежедневно. Когда же распутается этот клубок мыслей, и ко мне снова придут мир и покой?
Анна.
Вторник, 14 марта 1944 г.
Дорогая Китти,
Тебе, наверно, интересно узнать, что мы сегодня будем есть, хотя мне самой эта тема ужасно наскучила. В настоящий момент внизу работает уборщица, а я сижу за столом у ван Даанов, прижав к носу надушенный (еще до нашего заточения) носовой платок. Ты, наверно, не понимаешь — о чем я, поэтому начну с начала. Поскольку поставщики наших продуктовых талонов арестованы, у нас совсем не осталось масла. К тому же Мип и Кляйман больны, и Беп не может отлучиться из конторы за покупками. Настроение у нас ниже среднего, и еда соответствующая. Сегодня утром не было ни капли масла или маргарина. По утрам мы едим не жареную картошку, а кашу, которую госпожа ван Даан варит на молоке — из страха, что иначе мы умрем с голоду. На обед намечалось консервированное картофельное пюре, перемешанное с зеленой капустой (национальное голландское блюдо).
Вот зачем мне нужен носовой платок! Ты не представляешь себе, как отвратительно пахнет этот явно слишком долго хранившийся продукт! Вся комната пропахла смесью перезрелых слив, специй и гнилых яиц. Меня тошнит от идеи, что нам еще предстоит все это есть!
Кроме того, наша картошка заболела странной болезнью, и приходится сжигать ее ведрами в камине. Мы развлекаемся тем, что гадаем, чем же она в точности больна и пришли к выводу, что это смесь рака, оспы и кори.
Небольшое удовольствие сидеть здесь на четвертом году войны. Скорей бы все это кончилось!
Сказать по правде, еда не так уж меня бы занимала, если бы все остальное не было так мрачно. В этом и беда: мы уже не в состоянии выносить однообразное существование. Сейчас я приведу мнение пяти взрослых о нашем положении (дети не имеют права голоса, и в этот раз я не стала с этим спорить).
Работа поварихи мне уже давно наскучила, но сидеть сложа руки еще хуже.