Убежище. Дневник в письмах

Номер девять не является членом семьи Заднего Дома, но все же друг дома и стола. У Беп здоровый аппетит. Ничего не оставляет, не привередлива. Ей можно чем угодно доставить удовольствие, и как раз это доставляет удовольствие нам. Радостная и всегда в хорошем настроении, мягкая и добрая, вот ее отличительные черты.

ВТОРНИК, 10 АВГУСТА 1943 г.

Милая Китти!

Новая идея – я разговариваю за столом больше сама с собой, чем с другими, это удобно в двух отношениях. Во-первых, они все рады, если я не тараторю без умолку, а во-вторых, мне не приходится раздражаться из-за чужого суждения. Мое мнение я сама не считаю глупым, а другие считают, так что лучше мне его оставлять при себе. В точности так я поступаю и когда должна есть что-то, чего я совершенно не выношу. Я пододвигаю к себе тарелку, представляю себе, будто это что-нибудь очень вкусное, стараюсь как можно реже смотреть на это и, не замечая, съедаю все. Утром, когда встаю, а это тоже нечто ужасно неприятное, я соскакиваю с постели, сама про себя думаю «ты скоро ляжешь снова», иду к окну, снимаю затемнение, нюхаю через щелку до тех пор, пока не почувствую немного воздуха, и – просыпаюсь. Кровать нужно как можно скорее убрать, тогда в ней больше нет никакого соблазна. Знаешь, как это называет мама? Искусством жить. Тебе это выражение не кажется смешным?

За последнюю неделю мы все немного запутались во времени, потому что наш милый и родной колокол на Вестерторен, по-видимому, сняли для промышленных нужд и мы ни днем, ни ночью не знаем точно, который час. Я все еще надеюсь, что они что-нибудь придумают, что будет напоминать нашему району о том колоколе, например оловянные или медные часы или какие-нибудь еще.

Нахожусь ли я наверху, внизу или еще где-нибудь, все с восхищением смотрят на мои ноги, на которых красуется пара туфель редкостной (для нашего времени!) красоты. Мип достала их по случаю за 27,50 гульденов. Бордового цвета, из замши с кожей, на довольно высоком широком каблуке. Я хожу как на ходулях и выгляжу в них намного выше, чем я есть на самом деле.

Вчера у меня был невезучий день. Тупым концом толстой иглы я проколола себе большой палец на правой руке. Вследствие чего Марго вместо меня чистила картошку (нет худа без добра), а я коряво писала. Потом я головой налетела на дверцу шкафа, чуть не упала навзничь, получила нагоняй за то, что опять подняла шум; мне не разрешили открывать кран, чтобы смачивать лоб, и теперь у меня над правым глазом гигантская шишка. В довершение всех бед мой мизинец на правой ноге зацепился за трубку пылесоса. Шла кровь, и было больно, но на меня уже столько всего навалилось, что эта беда показалась сущим пустяком. Глупо, конечно, потому что теперь на пальце нарыв, и вытяжная мазь, и бинт, и пластырь, и я не могу надеть мои прославленные туфли.

Дюссел в который раз подверг нашу жизнь опасности. Только подумай, Мип достала ему запрещенную книгу, ругающую Муссолини. По дороге на нее наехал мотоцикл СС. Нервы у нее не выдержали, она крикнула: «Мерзавцы!» – и поехала дальше. Лучше не думать, что могло бы случиться, если б ее забрали в участок.

Твоя Анна

Долг дня в обществе: чистить картошку!

Один приносит газеты, второй – ножики (себе, конечно, оставляет лучший), третий – картошку, четвертый – воду. Менеер Дюссел начинает, скребет не всегда хорошо, но скребет не переставая, посматривает налево, направо – все ли скоблят таким же образом, как он. Нет!

– Анна, погляди-ка, я вот так беру в руки нож, скребу сверху вниз. Nein, не так… а вот так!

– Мне по-другому проще, менеер Дюссел! – замечаю я робко.

– Но ведь так лучше. Du kannst dies doch von… поверь мне. Мне это, natürlich, конечно, все равно, aber du mußt es selbst… сама должна знать.

Скребем дальше. Я украдкой смотрю на моего соседа. Он еще в раздумьях качает головой (наверняка по моему адресу), но молчит.

Я продолжаю скрести. Потом опять поглядываю, на этот раз в другую сторону, где сидит папа; для папы чистка картофеля не низменный труд, но тонкая работа. Когда он читает, у него на затылке глубокая морщина, но когда он помогает чистить картофель, бобы или другие овощи, то кажется, что он не замечает ничего вокруг. Тогда у него эдакое «картофельное» лицо, и никогда он не положит в воду плохо очищенную картофелину; этого просто быть не может, если уж у него такое выражение лица.

Я продолжаю работу и снова поглядываю, мне этого достаточно, чтобы знать… Мефрау пытается завладеть вниманием Дюссела. Сначала она поглядывает на него, а Дюссел делает вид, будто ничего не замечает. Тогда она подмигивает, Дюссел продолжает работу. Тогда она смеется, Дюссел не смотрит. Тогда моя мама тоже смеется, Дюссела это не трогает. Мефрау не добилась ничего, так что теперь надо подступаться с другой стороны. После недолгого молчания:

– Путти, надень же фартук. Завтра мне опять придется чистить пятна на твоем костюме!

– Я не запачкаюсь!

После недолгого молчания снова:

– Путти, почему ты не сядешь?

– Мне так удобно, мне лучше стоя!

Пауза.