Убежище. Дневник в письмах

А постоянно настраивать меня против моих родителей – это конечно же хорошее воспитание, ведь именно этим они часто занимаются, и не рассказывать ничего девочке моего возраста о «том» – вот великолепно! Результаты подобного воспитания более чем очевидно доказаны.

Этой парочке, насмехавшейся надо мной, я в ту минуту могла бы дать оплеуху. Я была вне себя от ярости и в самом деле могла бы дни считать (если б знала, на каком остановиться), когда я избавлюсь от этих людей.

Эта мефрау Ван Даан – тоже мне экземпляр! Вот с кого следует брать пример… да только какой не надо быть! Мефрау Ван Даан известна как ужасно нескромная, эгоистичная, хитрая, расчетливая и всеми недовольная. К этому еще можно добавить самовлюбленность и кокетство. Она, и тут ничего не поделаешь, явно мерзкая персона. О мадам Ван Даан я бы могла целые книги исписать, и, кто знает, может, я когда-нибудь и напишу. Привлекательный внешний лоск навести на себя может каждый. Мефрау любезна с посторонними, в особенности с мужчинами, и поэтому те, кто знают ее недолго, ошибаются в ней.

Мама считает ее слишком глупой, чтобы тратить на нее слова. Марго – слишком незначительной, Пим – слишком уродливой (в прямом и переносном смысле!), а я после долгого наблюдения, потому что я никогда не сужу сразу и предвзято, пришла к выводу, что и это еще не все ее недостатки. У нее столько дурных качеств, что не знаешь, с какого начать.

Твоя Анна

Р.S. Может ли адресат принять во внимание, что в то время, как этот рассказ писался, сочинительница еще не остыла от гнева!

ВТОРНИК, 3 АВГУСТА 1943 г.

Милая Китти!

Политические дела идут как нельзя лучше. В Италии запрещена фашистская партия. Во многих районах народ борется против фашистов, некоторые военные принимают участие в борьбе. Как может такая страна все еще воевать с Англией? Наше прекрасное радио на прошлой неделе забрали. Дюссел был страшно зол, что Кюглер сдал его в назначенный день. Мое уважение к Дюсселу падает все более, оно уже ниже нуля. Что бы он ни говорил о политике, истории, географии или о чем-нибудь другом, он несет такую чушь, что я почти не смею повторить. Гитлер исчезнет из истории. Порт в Роттердаме больше, чем порт в Гамбурге. Англичане идиоты, потому что они сейчас не бомбят Италию в пух и прах, и т. д. и т. п.

В третий раз была бомбежка. Я стиснула зубы и тренировала свое мужество.

Мефрау Ван Даан, которая все время говорила: «Пусть они появятся» и «Лучше внезапный конец, чем никакого конца», теперь трусливей нас всех. Сегодня утром она тряслась как осиновый лист и даже разразилась слезами. Ее муж, с которым они после недели ссоры только что снова заключили мир, ее утешал. От одной этой сцены я чуть было не расчувствовалась.

То, что кошки приносят не только пользу, Муши доказал недвусмысленно. Весь дом полон блох, напасть растет с каждым днем. Менеер Клейман насыпал по всем углам желтого порошку, но блохам до этого никакого дела. Мы все становимся от этого раздраженными, беспрестанно такое чувство, будто чешется то рука, то нога или другие части тела, и поэтому многие члены семьи делают гимнастические упражнения, чтобы посмотреть, что происходит сзади на ноге или на шее. Теперь сказывается, что мы так мало двигались: мы слишком скованны, чтобы хорошенько повернуть шею. До настоящей гимнастики давно руки не доходили.

Твоя Анна

СРЕДА, 4 АВГУСТА 1943 г.

Милая Китти!

Теперь, когда мы уже больше года провели в Убежище, ты кое-что знаешь о нашей жизни, но полностью я все-таки тебя информировать не в состоянии. Все совершенно не так, как в обычные времена и у обычных людей. Чтобы все-таки дать тебе заглянуть в нашу жизнь, я буду в дальнейшем время от времени описывать фрагменты нашего обычного дня. Сегодня начну с вечера и ночи.

В девять часов вечера в Заднем Доме начинается суматоха с подготовкой ко сну, и это на самом деле всегда настоящая суматоха. Раздвигаются стулья, разбираются постели, складываются покрывала, ничего не остается там, где должно находиться днем. Я сплю на маленьком диване, в котором нет даже полутора метров. Так что для удлинения здесь служат стулья. Метелка из перьев, простыни, подушки, одеяла – все достается из постели Дюссела, где хранится днем.

Из соседней комнаты слышится ужасный скрип: раскладушка Марго. Снова диванные покрывала и подушки, все, чтобы сделать деревянные планки хоть немного удобнее. Наверху, кажется, гремит гром, но это всего лишь кровать мефрау. Ее пододвигают к окну, чтобы Ее Высочеству в розовом ночном халатике вдыхать маленькими ноздриками что-то бодрящее.

Девять часов. После Петера я вхожу в ванную, где происходит основательная процедура умывания, и нередко случается (только в теплые месяцы, недели или дни), что в воде плавает какая-нибудь маленькая блошка. Потом чищу зубы, накручиваю локоны, привожу в порядок ногти, пользуюсь ваткой с перекисью водорода (чтобы отбелить черные волоски над губой), и все это за какие-нибудь полчаса.