Убежище, или Повесть иных времен

перь, когда я передала вам знание жизни, остался лишь этот последний урок,

и тогда долг мой будет исполнен. Вы теперь можете судить обо всем сами;

полагайтесь на Бога, и Он вас не оставит.

— Увы! — отвечала я, обливаясь слезами. — Только в ваших глазах

находили мы подтверждение тому, что поступаем правильно. Как отличим мы

добро от зла, когда эти дорогие нам глаза закроются?

— Помни одно, Матильда, — торжественно промолвила она, — прежде чем

совершить важный шаг, обратись к сердцу своему в одиночестве. Бог

поместил в каждом сердце непогрешимого советчика, и если мы не слышим его

спокойного, тихого голоса, то потому лишь, что шум мирской заглушает его.

Тогда мы встретимся вновь и не расстанемся более; тогда пред Высшим

Судом скажу я с радостью: «Эти сокровища, о Господи, доверил ты моей заботе

незапятнанными — взгляни, такими же я возвращаю их».

С этими словами она приподнялась на своем ложе и прижала к сердцу

мою руку и руку сестры. Из глаз ее, обращенных к Творцу, струилось сияние.

Никогда я не видела такого одухотворенного лица: казалось, душа ее в этот

миг рвалась из своей прекрасной оболочки, чтобы влиться в сонм

сестер-ангелов.

— Матильда и Эллинор, — вновь заговорила она, — более драгоценные для

меня, чем дети, помните ли, что я некогда отклонила ваши вопросы, сказав,

что открою вам тайну вашего происхождения, когда час для того настанет.

Он настал. Увы! Тысячи мыслей вскоре встанут между вами и вашей

привязанностью к той, что нынче так мучительно тревожится о вас.

В безмолвной печали мы целовали ее руки.

— Разумеется, — продолжала она, — мой брат мог бы поведать вам вашу

историю, но есть в ней подробности, рассказ о которых требует женской

мягкости, дабы научить вас сострадать, не подражая. Из этого рассказа вы вполне

узнаете, что побудило меня к уединению и какими средствами оно было

достигнуто.

Вам уже известно, что я сестра нынешнего лорда Скрупа, но вам

неизвестно, что появлением на свет я обязана неразумному религиозному рвению

своей матери. Воспитанная в папизме, она, когда в душе ее зародилась любовь к

лорду Скрупу, задумала обратить его в католицизм. Она, как я часто

слышала, была хороша собой, а он — молод; он притворился, что сочувственно

относится к ее усилиям, и она удвоила старания. Она верила, что сердцем ее

движет лишь любовь к Богу, но лорд Скруп воспользовался этими моментами, и

она с опозданием поняла, что ради спасения его души погубила свою. Ее

родные, поощрявшие ее тем более, что отец мой, при его богатстве, был

превосходной партией, разгневанные за совершенную ею ошибку, вину за которую

им по справедливости следовало возложить на себя, заточили ее в четырех

стенах и обращались с ней крайне сурово.

В этой ужасной обстановке она разрешилась мною. Родные тотчас отняли

меня у нее, завернули в жалкие лохмотья и вместе с письмом, полным

ожесточенных угроз и попреков, отослали к моему отцу. Отнюдь не проявив того

безразличия к своим детям, что так свойственно большинству молодых

людей, он принял меня как первый дар Небес и, поручив надлежащим заботам,

сделал лицом не менее значительным, чем законная дочь и наследница его

поместий.

Между тем моя мать пребывала в полном неведении о судьбе своего

ребенка. Несчастная до глубины души, постоянно попрекаемая за бесчестье,

которое навлекла на семью, она решилась бежать к лорду Скрупу. Побег удался,

и в его доме она обрела сокровище, о котором не смела и мечтать, — свое

дитя. Но так как она не достигла совершеннолетия, родные, обнаружив, где она

скрывается, вновь вырвали ее из объятий моего отца, и я лишилась матери, не

успев почувствовать ее присутствия. Как часто мой отец раскаивался в том

зле, что причинил ей! Оно тяготило его всю жизнь и страшно терзало перед

смертью. Тщетно он пытался отыскать ее — с того часа они более не

встречались. Спустя несколько лет он женился, и жена родила ему сына —

нынешнего лорда Скрупа. Это обстоятельство не только не умалило его любви ко мне,

но, напротив, сделало меня еще дороже для него: он помнил, что у меня нет

иного состояния, кроме его щедрот, и нет иных притязаний, кроме права на

его любовь. Леди Скруп, не родив более ни одного ребенка, стала смотреть

на меня как на свою дочь, и несчастные обстоятельства моего рождения были

почти забыты. В такой обстановке я росла, ласкаемая всеми его друзьями,

хвалимая несравненно больше, чем того заслуживала, ибо с той поры, как

брат мой достаточно повзрослел, чтобы появляться в свете, отец сменил

Сент-Винсентское Аббатство на жизнь при дворе. Здесь мне представилось

множество партий, из которых отец просил меня сделать выбор. Я, однако,

никому не отдавала предпочтения, и, сознавая, что сердце мое слишком

нежно, чтобы в нем однажды не зародилась любовь, я до той поры желала

избежать всяческих предложений. В эти дни меня постигло несчастье — я

потеряла отца. В последние дни болезни он был в беспамятстве и не мог сделать

необходимых распоряжений, касающихся меня, но в бреду беспрестанно

поминал меня и мою матушку. Перенести утрату мне помогли великодушие и

нежность, которые проявили ко мне мой брат и вдовствующая леди Скруп.