Убежище, или Повесть иных времен

по закону наследует. Это не просто смутные предположения — пример самой

Елизаветы подтверждает такую возможность».

Что могла я противопоставить столь справедливым суждениям? Я могла

лишь вверить судьбу моей дорогой матери Тому, в чьей власти было

сокрушать могущественных и возвышать слабых.

Все письма моего супруга были полны жалоб на скуку придворной жизни,

все они дышали глубокой любовью. Он часто просил заверить его, что я

счастлива, когда же я подчинялась этой просьбе, он, по любовной прихоти, корил

меня за то, что я счастлива без него. Он желал знать о каждом часе моей

жизни, и хотя половину своего времени я проводила в писании ему писем, он

всегда жаловался на их краткость. Мне он не давал повода к упрекам: казалось,

он то и дело манкирует своими обязанностями при дворе, чтобы позабавить

меня описаниями мелких комических происшествий придворной жизни. Но

даже им не всегда удавалось развеселить меня: моя судьба не подарила мне ни

единого часа ничем не омраченного счастья. В отсутствие лорда Лейстера

случилась беда, наполнившая меня самыми мучительными опасениями.

Моя прелестная сестра, предмет моей гордости и восхищения, была в

высшей степени наделена тем дружелюбным весельем, которое сокращает

расстояние между людьми, принадлежащими к разным сословиям. По приезде в

Кенильворт она — что было естественно при такой перемене в нашей жизни —

дала еще большую волю своему веселому нраву, не предвидя, какую

опасность может тем на себя навлечь.

Лорд Лейстер, уезжая к королевскому двору, оставил управлять жизнью в

замке Уильямса, возвысив его до этой должности и в полной уверенности,

что Уильяме, знавший о нашем браке, позаботится о том, чтобы ко мне

проявлялось должное уважение. Уильяме некогда был солдатом п приобрел

властную манеру, присущую всем мелким воинским начальникам, которая

теперь вполне подходила ему в его новом положении. Должна признаться, мне

он всегда был неприятен: природа не была к нему добра, а сам он ничего не

сделал, чтобы смягчить ее суровость. Он был уже не первой молодости,

грубого телосложения, смугл. Его покрытое шрамами лицо выражало

свирепость, над которой не властен был и лорд Лейстер, как никто владевший

искусством пробуждать в людях уважение и любовь.

И этот-то человек, сударыня, наделенный такими качествами, дерзнул

устремить свой взор на прекрасную Эллинор, в жилах которой текла

королевская кровь. Под влиянием ее приветливой и веселой манеры он утратил

почтительность и осмелился объявить ей о своей страсти и своих благородных

намерениях и домогаться ответного чувства. Сестра хорошо понимала, что ви-

новата в случившемся, но была слишком горда, чтобы потворствовать его

дерзкой свободе поведения. Она удалилась с бесконечным презрением, не

удостоив его ответом, и тотчас пришла ко мне. В ту самую минуту, как я

услышала рассказ о нанесенном ей оскорблении, меня охватило предчувствие

неких страшных последствий случившегося. Я решила немедленно обо всем

уведомить лорда Лейстера, чтобы он смог принять необходимые меры, а до

тех пор ни на миг не отлучаться от сестры.

Но мы имели дело с человеком коварным и бесстрашным. Он позволил

себе неслыханную наглость вскрыть мое письмо и, узнав, о чем оно, задержать.

Между тем, не получая в ответ на свое письмо совета от лорда Лейстера, я

оставалась в нерешительности, терзаясь самоуверенностью этого негодяя,

который, в глазах всех других слуг, оказывал нам честь своим вниманием.

Наконец, как жена графа Лейстера будучи не в силах долее терпеть этого

человека, устав ожидать решения мужа, я воспользовалась случаем представить Уи-

льямсу всю недопустимую дерзость речей о любви, обращенных к сестре

жены его господина.

С полным спокойствием и невозмутимостью он признал свою вину, однако

искусно пытался снять с себя обвинение в непочтительности, ссылаясь на то, в

каком качестве мы прибыли в замок, и высказав предположение, что его

господин возвысил нас из низкой доли, но сравнять с собой мог, разумеется,

только меня. При этих словах вся гордость Норфолка и Марии отразилась в

чертах моего лица, но, к счастью, я опомнилась и отвечала ему сдержанно:

этот злодей, без сомнения, пытался дознаться о нашем происхождении, ибо

вид нашего жилища не мог не внушить ему мысль, что здесь кроется какая-то

значительная тайна.

Не давая воли гневу, я запретила ему в дальнейшем обращаться с

подобными речами к моей сестре, не получив на то дозволения милорда, после чего

хотела удалиться, но он остановил меня и предложил не забывать, что я

разговариваю с человеком, который наделен в замке большей властью, чем я, и к

тому же, как мне известно, владеет очень важной тайной, которой

непременно воспользуется, если я не уговорю сестру принять его предложение, что я

считаю его глупцом, направляя за решением к лорду Лейстеру, что он не

только не намерен обращаться к своему господину с просьбой, но решил

всеми силами помешать ему узнать о происходящем и с этой целью задержал

все мои последние письма.

Как ужасно, сударыня, было мое положение! Одна, не имея иного средства

найти защиту у прочих слуг, кроме как открыв им тайну, которую, как он