Убежище. Книга четвертая

Кот Фёдор сочувственно покосился на глубоко задумавшихся бультерьеров. В самом деле, его приятель Эдик отличался исключительной целеустремлённостью! Если уж он решил, что должен воспеть прелести соседской кошки, то будет это делать любой ценой и практически круглосуточно!

– А может… Может, его того… Сразу? Ну, этого… – вдруг уточнил Крок.

– Чего того этого? – заинтересовался Дил.

– Ну, в озеро? Ты ж сам сказал, что в прошлом году он угомонился, когда в озеро упал!

Дил помотал головой.

– Не-е, он с прошлого года и близко к озеру не подходит! Даже попить. Я помню, как он летом мчался домой, чтобы водички полакать. Я ещё удивлялся, чего он к воде-то не пошёл? Озеро же рядом! А он вот так запомнил, что тамошняя вода у него вдохновение сбивает, и теперь туда ни лапой!

– Жалко… – вздохнул Крок.

– Мя-а-а-аува-а-а-айя-а-а! – завывал Эдик, вдохновлённый красотой и дивным обаянием Альбины – белоснежной кошки Риты Михайловны.

Альбина, которая жила исключительно в доме, на улицу выходить терпеть не могла и Эдика напрочь игнорировала, становясь для него просто неимоверно притягательной.

– Эдик! Я тебя умоляю! Уйди, а? Ну нет же никаких сил! – уговаривала его добродушная и кроткая Рита.

– Уа-а-а-амя-а-ау-а-айя-а-а! – выл Эдик, в порыве чувств щедро помечая все деревья на участке, где жила его симпатия.

– Достал! — тяжело вздохнул Крок, опасливо покосившись на москитную сетку с говорящим названием «Антикошка», на которой висела их личная кошка Глафира. – Самое-то страшное – непонятно, как на всё это Глаша отреагирует. Когда он летал, как этот… котосокил, она тоже по потолку носилась и светилки на нём раскачивала. А теперь что выдаст?

– Всё что угодно! – Дил был чуть старше брата, буквально на пару минут, поэтому был уверен, что он гораздо опытнее. – Может пойти и тоже кому-то что-то спеть!

– Ой, тише! Ещё услышит, никакой жизни у нас с тобой не будет! – запереживал Крок.

Глафира была из породы детёнышей, которые встречаются в любом биологическом виде и отличаются тем, что слышат то, что слышать не нужно, видят то, на что смотреть вовсе не обязательно, и повторяют всё, что делать категорически не стоит. Поэтому, конечно же, Дила она услышала, хотя физически это было практически невозможно. Услышала и глубоко призадумалась.

– Спеть? Это можно! Но кому и что? А Эдик как делает?

Глафира за Эдиком могла наблюдать только через окно и лично никогда с ним не общалась – предусмотрительные хозяева отлично знали, что чем дольше Глаша останется в доме, тем дольше их нервы будут целыми и относительно невредимыми, поэтому следили за кошечкой, как коршуны, и на улицу её пока не выпускали.

– Ну всё-таки что же делает Эдик? И зачем? Поёт красиво… Может, в этом и есть смысл? Петь как можно красивее и громче? Вон птицы тоже вопят!

По зрелому размышлению Глафира решила, что это так котам и кошкам положено. А что? Это и нетрудно, и приятно. Иначе с чего бы Эдик, которого она почитала как кота исключительных достоинств, так делал?

– Мя-а-а-ау-у-у-у!

От первого «затравочного» мява у Лизы – хозяйки бультерьеров и Глафиры – выпала из руки тяпка.

– Мам! Глаша где-то застряла! – испуганно воскликнула она и рванула на помощь кошечке, которая, несмотря на довольно юный возраст, имела гигантский опыт застревания во всех возможных и невозможных местах.

Татьяна, судорожно соображая, откуда на сей раз придётся добывать их кошачье сокровище, поспешила за дочерью, сожалея о том, что зять уехал за продуктами. Если Глафира, как в прошлый раз, застряла между досками обшивки, наполовину просочившись в узенькую щелку, на помощь придётся звать кого-то из соседей.

– Ничего не понимаю! – Лиза и Татьяна изумлённо уставились на абсолютно свободно расположившуюся на подоконнике в комнате второго этажа Глафиру, которая с упоением завывала на разные тона.

– И чего это она? – Они переглянулись и пожали плечами. Первый, но отнюдь не последний раз за этот день.

К вечеру стало понятно, что Глаша поёт. Только уже не одна. Крок и Дил впали в отчаяние и взвывали на пару каждый раз, когда Глафира заводила очередную руладу.