Убежище. Книга четвертая

Всякие мелочи типа конфетницы с её содержимым, щедро рассыпанным по кухне, чайных ложек и разбитой вдребезги чашки Владимира Фёдором были восприняты как личное оскорбление.

– Ну, погоди у меня! – прищурился он.

Влетевшую в кухню толпу он встретил предостерегающим мявом:

– Тим, Пин, не заходите! Тут осколки, лапы пораните!

Псы послушно попятились, зато люди, протиснувшись в дверной проём, поражённо столпились в кухне.

– Не понял! – констатировал Владимир, узрев на кухонном столе абсолютно чужого, совершенно незнакомого ему кота, который интимно мурлыкал что-то бутылочке валерьянки, второй лапой притягивая к себе сахарницу, с которой он ещё не домяукал. – Это вообще кто?

Людмила как раз знала, кто это, но, как только она сообразила, что ничего страшного не случилось, её разобрал такой смех, что сил ответить не было.

– Это Эдик! – представила его Нина, знающая всех местных котов в морду, по именам и по хозяевам. – Он тут недалеко проживает.

Она тоже хихикала, но постаралась сказать максимально членораздельно. Правда, и её надолго не хватило, когда Эдик, решив, что морда, которая кажется ему такой знакомой, может принадлежать симпатичной кошке, а значит, лучше с ней познакомиться поближе, подтянул несчастную сахарницу вплотную и потыкался в неё носом!

– М-м-ма-адам-м, мы с ва-ам-и уж-ж-жо ву-устречались? – уточнил он у посудинки.

Фёдор обречённо прислонился головой к холодному стеклу и прикрыл глаза. По его мнению, большего котопозора и представить было трудно!

– А этому… хоть бы хны! – злился Фёдор.

– Ма-ада-ам, ка-акие у в-в-вас бо-ольшие глазки! – признавался Эдик сахарнице. – Только что это вы-ы-ы так на мен-н-ня коси-и-итися?

Сахарница и не думала на кого-то коситься, она вообще мечтала только о том, чтобы этот припадочный кот оставил её в покое и не пачкал бока своим валерьяновым рылом!

– Ма-ада-а-ам! Вы мняу не коси-и-ите! – Эдик предупреждающе треснул по сахарнице лапой. – Мняу так не люблю! – Он с трудом подобрал под себя три лапы, долго думал, что ему мешает подтянуть четвёртую, оттолкнул от себя пузырёк, сел и осмотрелся вокруг абсолютно окосевшими глазами. – И куда она делась? – уточнил он, явно рассчитывая узреть рядом ту самую косую кошку. Правда, его глаза сейчас были значительно выше уровня бока сахарницы, поэтому искомое он так и не нашёл, зато узрел Фёдора на подоконнике. – А ты х-х-хтонь? А-а-а, я тебя знаю! Ты мяу-у друг! Того вот как жеж тебя за-а-аву-у-ут? Как-то сло-ожно… Фи-и-идур? Фа-а-аду-ур?

– Счас поколочу! – вздохнул Фёдор. – Уже давно бы морду начистил, только от тебя воняет валерьянкой так, что сам ещё нанюхаюсь, впаду в буйство… Перед людьми стыдно!

– Поколочу-у-у? Да я тебя счас сам! У-у-ух, как я тебя счас-с-с! – Эдик прочно забыл, что перед ним друг, резво шагнул к Фёдору, поднял лапу, а потом медленно перевёл взгляд на неё и уточнил с великим подозрением:

– А ты тут ХТО? Пош-ш-шчемя-а-ау тут всякие хтони, а?

Через минуту Эдик катался по скатерти, кусая собственную переднюю лапу и молотя её задними.

Фёдор отступил подальше и подышал свежим воздухом, опасаясь утратить ясность рассудка.

– Жуть какая-то! И ведь приличный кот, когда трезвый!

– Граждане, а есть ли у нас шанс избавиться от пьяного в зюзю кота, который почему-то закатывает себя в нашу скатерть? – непринуждённо поинтересовался Владимир у окружающих, которые хохотали в голос, глядя на борьбу Эдика попеременно то с самим собой, то со скатертью.

Нина ловко эвакуировала из-под толстых лап сахарницу, Людмила собрала осколки чашки, а остальные в меру своих способностей очистили территорию от обломков печенья и собрали конфеты. Облизывающийся Тим не возражал против добавки, а Пин, сунувший нос в пузырёк, отпрянул и долго тёр морду лохматой «хоббитской» лапой.

– Это я лучше уберу подальше!

Людмила подхватила забытый пузырёк от настойки валерьяны, поискала пробку, не нашла её, пожала плечами и временно накрыла пузырёк перевёрнутым стаканом – чтобы запах не дурил голову несчастному Эдику.

– Так, может, я уже могу ЭТО убрать? – Владимир потянулся было подхватить Эдика, но в воздухе у его руки замахали крепкие кошачьи лапы, а пространство огласил грозный вой.