Убежище. Книга вторая

– Долорес? Долорес! Ты как смела? – нет, конечно, Долорес, степенная дама, убирающая дом, по-русски с хозяйкой не говорила, но Нику это никогда не смущало. Напротив, она ругалась почём зря, не подозревая, что Долорес некоторые слова отлично узнаёт. Всё-таки русских на побережье немало. Люди есть разные. Иной раз, попадались и такие, которые не гнушались с прислугой разговаривать, а то и объяснять, какое слово что означает.

Долорес очень ценила хозяина дома. Владимир был корректен, безукоризненно вежлив, общался с ней всегда с уважением, невольно вспоминая, что его мама подрабатывает массажисткой, а значит, для некоторых тоже считается чуть ли не прислугой.

Зато Нику она заслуженно не выносила. Нет, Долорес никак не показывала этого. Когда Владимир позвонил и сообщил ей, что деньги за уборку он перевёл, но с супругой они расстались, и дальше дом будет выставлен на продажу, Долорес, с видом человека, который всё давно понял и ожидал именно такого развития событий, мрачно покивала головой.

– Так я и знала! Эта невозможная женщина сильно пожалеет о том, как она себя вела! Она ещё припомнит о том, что потеряла!

Пока Ника ни о чём таком и не помышляла! Она распахнула незапертую входную дверь, заволокла два чемодана, швырнула их на пол и заорала, призывая нерадивую служанку:

– Долорес! Где тебя носит? Сюда иди! Немедленно! – да, орала по-русски, но раньше-то эта квашня приходила.

Только всё в мире меняется… И вместо Долорес из гостиной выглянула кудлатая голова совершенно незнакомого Нике типа.

– Ооооо, серьорита! Хемосааа чикааа! – Виталий очень надеялся, что эта красотка, уставившаяся на него, словно узрела привидение в неглиже, сообразит, что он говорит «красивая девушка». Если честно, в испанском он был не силён…

– Чегоооо? Ты ваааще тут кто такой? – Ника пнула чемодан, установила на безукоризненной талии руки, изобразив эмоциональную букву «Ф» и двинулась на мужчину. – Чё? Тебя мой бывший пустил? Так я не разрешала, и пошел вон отсюда! Тут полдома по закону моиии!

Она наступала на несколько опешившего Виталика, сообразившего, что пугать-то им надо не нервную француженку или правильную немку, а соотечественницу.

– Попали… Она и креслом по хребту пройдётся, если что… Наши бабы и на медведя с топором того… запросто! – пронеслось в голове у Виталика.

Спасли ситуацию его коллеги, а то быть бы Виталику битым!

Из соседнего дверного проёма, ведущего на кухню, почёсываясь и зевая выплыла звезда их небольшой труппы – Вася.

Мама Васи родом из Смоленска насмерть влюбилась в уроженца Судана, приехавшего на учёбу в Россию. Чернокожий двухметровый Авад, поначалу вызывавший среди родителей, родственников, знакомых и друзей Светочки исключительный разброд и шатание, оказался на диво свойским парнем. Выучился на врача – мануальщика и от клиентов, желающих «поправить спину» отбоя не имел. Полюбил петь русские песни, собирать грибы, филигранно их мариновать, называть тёщу «матуууушечка», отчего та таяла и говорила подругам, что цвет кожи – это дело неважное, главное-то что «не во внешности, а во внутренности, а уж в душе-то парень наш-наш»! Даже суровый и непреклонный поначалу тесть смирился, подружился и заявлял, что вот дед Пушкина тоже арап, а какие результаты получились!

Маленький Вася, который лицом был вылитый папа, а кожу имел гораздо более светлую, вырос абсолютно и совершенно русским человеком. На фразу «чернокожий идёт» не обижался, пожимая плечами и беззлобно фыркая. Зато друзей имел множество, в профессии был востребован, часто и с удовольствием играл на сцене. Только вот для роли беженца, заселившегося как «окупас» в этот дом, был, на взгляд приятелей, светловат.

– Вася! Я на тебя уже столько грима намазал! Надо было по старинке – жженой пробкой! – ворчал один из актёров.

– Да зачем меня вообще красить? Я что, по-твоему, недостаточно чёрный? – возмущался Вася.

– Ты – кофе с молоком. А надо черного-черного, чтоб в темноте только зубы и глаза видно было! Так более впечатляюще! – утверждал его коллега.

– Да ну вас! По жаре в гриме! Да ещё неизвестно, когда эта фифа приедет, – вяло отбивался Вася.

– Не бузи! Искусство требует жертв!

Вот именно так – жертвой искусства, Вася и предстал перед распалившейся гневом Викой.

– Буэнос ночес, чииика! – пропел двухметровый иссиня-чёрный мужик с широченными плечами, выдвинувшийся из её кухни. Ника негров недолюбливала. Владимир вдоволь повозил её по Европе, которая нынче, прямо скажем, перенасыщена африканцами. Они не выглядят безопасно и частенько ведут себя так, словно не очень-то давно приобщились к благам цивилизации.

Нику часто предупреждали о том, что вот в тот или иной район ходить нельзя. – Туда даже полиция боится заходить. Там мигранты.

– Но это же Марсель! Старый город! – удивлялась Ника.

– И что? Они уже повсюду… – невесело отвечали ей. Ника опасливо поглядывала на мужчин, которые выглядели опасно-расслабленными, примерно, как стая львов. – Им плевать на наши правила. Они приходят, берут, что хотят…

– А полиция? Что, вы не можете вызвать полицию?