Убежище в горах

— Хаксли, я хочу, чтобы ты меня послушал, — я сжал зубы, чтобы сдержать комментарии, в то время как он продолжал. — Ты мне нравишься. Всегда нравился. Ты способный работник и не валяешь дурака. Но этот постоянный огонь под твоей задницей начинает надоедать. Я устал от этого, другие люди устали, и клиенты жалуются.

— Кто жалуется?

Билл поднял палец, чтобы остановить мой взрыв.

— Я терпеливый и понимающий человек. Я долгое время дружу с твоей матерью, поэтому допускал всё это так долго, но… — он сделал длинный вдох, после чего откинулся назад и сплёл пальцы у себя на груди. — Раньше с тобой было немного легче работать. Я знаю, что за последние пять лет у тебя много чего произошло. Не думаю, что ты уже полностью готов быть здесь.

— Что?

Его рука взлетела, снова затыкая меня, так что я сжал губы и фыркнул. Какого чёрта?

Он постучал пальцем по своему виску, и я подготовился к следующему комментарию, зная, что слетит с его губ.

— Здесь слишком шумно, — он переместил палец и постучал себе по губам, — а это никогда не останавливается. Пока ты не сможешь снова найти какой-то баланс — а я знаю, что сможешь, я это видел — думаю, тебе нужно оставаться дома.

«Читай между строк; тебе нужен мозгоправ».

Что ж, к чёрту это и к чёрту его. Почему все хотели навредить мне? Сначала Аспен, затем Билл. Мне не нужен был доктор. Со мной всё было в порядке.

Мгновение я просто смотрел на Билла, пока он ждал ответа. Внутри меня шипела злость, и я бросил грязную тряпку ему на стол и оттолкнулся от стула с достаточной силой, чтобы он чуть ли не перевернулся.

У меня не было слов для ответа, поэтому я вылетел из его кабинета, схватил своё пальто с крючка на стене и ушёл.

Ноябрь наступил и прошёл. Прошло больше месяца с тех пор, как Аспен высказал мне в лицо то же обвинение — только и близко не так тактично, как Билл. По крайней мере, Билл не назвал меня сумасшедшим, глядя мне прямо в глаза.

Решив отказаться от автобуса, я достал из кармана пальто свою вязаную шапку и натянул на голову, после чего направился домой. Снег ещё не выпал, но температура была морозной. Живя в хижине, я каждый день надевал под одежду термобельё. Работая в отапливаемом здании, было сложнее должным образом адаптироваться к холоду. Без дополнительных слоёв одежды, моё тело было в замешательстве.

Я вообще не должен был возвращаться домой. Это не принесло ничего хорошего. В лучшие дни напряжение городской жизни действовало мне на нервы, работать казалось практически невозможным, люди меня злили, и хуже всего, я потерял Аспена.

Он был причиной, по которой я совершил прыжок. Было невозможно игнорировать тягу, которую я испытывал к нему. В августе я понял, что не могу отпустить его домой и больше никогда его не видеть. Но много ли получилось от этого хорошего? В хижине он вёл себя разумно. Казалось, он понимал меня лучше. Окружённый спешкой городской жизни, он изменился.

Я зашёл за угол на улицу своей матери и пошёл к её дому ближе к концу дороги. Без стабильной работы я буду обречён вечно жить под её крышей. Почему раньше всё казалось легче? Дело было в Натаниэле? Работать было проще. Находиться рядом с людьми было проще. Всё было проще. Я не понимал.

Я зашёл через заднюю дверь и напугал свою мать, которая готовила тосты и кофе. Она была в своём розовом халате и тапочках, с таким видом, будто только встала с кровати. Затем я понял, что время едва перескочило за девять утра. Меня уволили раньше, чем я отработал хотя был половину дня.

— Ты дома, — её брови нахмурились в замешательстве. — Всё в порядке?

Я покачал головой и бросил взгляд на кофейник.

— Нет.

— Выпьешь со мной чашку?

Я задумался, зная, что это приведёт к вопросам, на которые я вряд ли захочу отвечать. Неохотно, но под давлением поражения, я опустился на место за столом и кивнул.

Она закончила намазывать свой тост арахисовым маслом и налила две чашки кофе. Усевшись, она посмотрела на меня, слизывая с пальца остатки арахисового масла.

— Хочешь поговорить?

— Я изменился? Я не такой, как когда уехал?

Она моргнула и задумалась, кусая тост. Дожевав, она ответила.

— В каком смысле?

— Билл меня уволил. Говорит, я не такой уравновешенный, как раньше, и он не может меня держать, потому что я злю людей.

— Хмм, — она съела ещё и изучала меня взглядом так, как делала всю мою жизнь. — И что ты думаешь?

— Как всегда, люди не понимают. Люди считают, что я тупой и не вижу, как они строят козни и говорят за моей спиной. Они считают, что это дерьмо сойдёт им с рук, и я не замечу.

— Это часто происходит?

— Повсюду, где я бываю. Со всеми. Они будто знают, что я вернулся, и думают, раз меня не было, я ничего не осознаю.

— Но ты осознаёшь больше, чем когда-либо?

— Ты единственный человек, который когда-либо понимал меня, мама.

Она положила тост и стряхнула крошки с пальцев, после чего отпила кофе.

— Я не единственная, мальчик мой.

Я опустил взгляд, понимая, о чём она.

— Он мёртв.

Она обвила мою руку своей и сжала.

— Мёртв. Скажи мне кое-что, милый. Где сейчас Аспен? Я давно его не видела.