Убийства на фоне глянца

Я без большого рвения взялась за работу, поскольку была убеждена, что вряд ли стоит искать сверкающую жемчужину на дороге, по которой ты уже не раз прошел. Но до такого рода рассуждений ни один полицейский скатываться просто не должен. Никаких жемчужин никто и никогда не находит, даже если следствие ведется безупречно. Обычно замечают – и то мимоходом – слабый отблеск жемчужины, упавшей в лужу. Тут хороший полицейский сразу останавливается и смотрит во все глаза. А плохой шагает дальше, надеясь найти сокровище непременно у себя под ногами.

Через какое-то время позвонил из своего кабинета Гарсон:

– Инспектор, а что вы скажете по поводу чашки кофе в “Золотом кувшине”? Для меня сидение за столом – нож острый.

– Скажу я вам коротко и ясно: нет. А это означает, что и вы тоже туда не пойдете.

– Вот и приглашай вас куда-нибудь после этого!

– Работайте, младший инспектор, работайте. Я только что пришла к заключению, что мелкие следы, скрытые под слоем палой листвы, – это именно то, что нужно хорошим полицейским.

– Похоже на учебник Конфуция для копов.

Я повесила трубку. Я не была так уж уверена в ценности собственного афоризма, чтобы пускаться в разъяснения.

Через пару часов я сама позвонила Гарсону:

– У меня все более или менее готово, а как у вас?

– Я закончил час назад, но не хотел ничего вам говорить, а то заставите меня драить полы, чтобы не сидел без дела. С вас станется.

– А вы не знаете, что происходит у инспектора Молинера?

– Сейчас я ему позвоню.

Через полчаса мы втроем сидели в комнате для совещаний. Каждый закончил свою часть работы. Теперь мы сопоставляли факты и пытались представить себе объективную картину событий. Это было трудно, мы без конца путались, делали шаг вперед, потом снова отступали назад. Очень многие из собранных нами данных не поддавались скорому истолкованию. Мы отпечатали по три копии всех материалов и договорились продолжить обсуждение на следующий день, так как стало ясно, что любые попытки продвинуться дальше будут обречены на провал, пока мы тщательно не изучим отчеты друг друга.

Коронас наблюдал за нашими маневрами на расстоянии и наверняка задавал себе вопрос: до какой степени может дойти нерадивость его подчиненных? И другой: а вдруг эту нерадивость на самом деле следует считать самоотверженной работой?

Совещание наше растянулось еще и на весь следующий день, однако нам так и не удалось прийти хоть к какому-нибудь выводу, который бы не маячил перед нами уже при самом первом приближении к делу. Сверкающая жемчужина не появилась, мало того, поблизости не нашлось ни одной лужи, где мог бы отразиться ее блеск. К тому же открытой оставалась одна весьма мелкая проблема: заплатили что-нибудь Вальдесу или нет в качестве вознаграждения за его “работу” с министром? По счетам Вальдеса судить об этом было нельзя, что вполне объяснимо. Хотя непонятно было и другое: имел ли ответ на этот вопрос какое-то значение? И мог ли он высветить что-то важное для нас? Вряд ли, конечно. Тем не менее загадку хотелось бы разгадать. После того как я обманула Ногалеса, наши с ним отношения оставляли желать лучшего, и было сомнительно, что он согласится рассказать, получили они в конце концов деньги от министра или нет. А что, собственно, изменится, если мы узнаем, что деньги существуют? Скорее всего, ничего. Хорошо, допустим, Вальдес прятал еще какую-то сумму в носке или домработница Марты Мерчан держала их у себя в шкафу. К чему сей факт нас приведет?

Однако стоило мне вслух сформулировать последние вопросы, как я почувствовала укол любопытства:

– А как вы думаете, коллеги, где Вальдес держал деньги, прежде чем отвезти их в Швейцарию?

Коллеги посмотрели на меня так, словно от слишком ревностного исполнения служебного долга я вдруг и окончательно спятила.

– Давайте прикинем: у себя дома он держать их наверняка побоялся бы. Он ведь жил в постоянном напряжении, в страхе, что кто-то о его делах пронюхает, что кто-то из врагов наймет частного детектива. Кроме того, у него не было сейфа, не было ничего, что обеспечило бы хоть относительную их безопасность. Не стоит исключать, что его деньги тоже хранились у домработницы бывшей жены. А вот Пепита Лисарран, думаю, вряд ли была в курсе этих махинаций.

– Во всяком случае, такое впечатление у нас сложилось во время допросов. Банковские счета ее не вызвали подозрений, но, если желаете, мы устроим обыск у нее дома, – с готовностью предложил Гарсон.

Молинер посмотрел на меня как-то даже снисходительно.

– Петра, – сказал он после паузы, – неужели ты считаешь, что нам действительно так важно узнать, кто был временным кассиром Вальдеса? Если кто-то и прятал у себя деньги, то этот кто-то уже давно успел их перепрятать. Разве не так?

Я кивнула. И подумала, что он достаточно прямо указал мне на то, что я растекаюсь мыслью по древу. Гарсон, судя по всему, тоже не одобрял моих умственных блужданий, потому что глянул на меня не без досады и предложил:

– Если это вас успокоит, я отправлюсь к Пепите домой, мне еще один обыск труда не составит.