Убийства павлиньим пером

— Хо-хо! Вы удивлены, что старик цитирует Третью книгу Царств? О боже, сынок, какая литература! Я просто задумался над повторяющимся узором из павлиньих перьев в этом деле. Дартли застрелили на фоне десяти чашек, расписанных павлиньими перьями. Китинг тоже упал рядом со столом, украшенным приблизительно таким же образом… Что нам следует предположить? Сожгите меня, я не знаю. У нас получается классическая мифология: павлины были любимой птицей Юноны. В Средние века одна из самых священных клятв рыцарства принималась на павлиньем пере. Рыцарство! Рыцарство! И что мне думать?

Мастерс наблюдал за ним с любопытством.

— Где вы всего этого набрались? — полюбопытствовал он.

— О, я не знаю. Просто когда я осматриваюсь, это иногда приходит на ум. Кроме того, я до смерти ненавижу современные романы, так что мое время для чтения не перегружено суматохой. Но я говорю тебе, сынок, о чем-то, что не имеет к книгам никакого отношения. — Он потянулся и коснулся пальцами скатерти. — Это — настоящее золото. Помнишь, я говорил тебе в то время, когда мы распутывали дело Красной вдовы, как я был в Риме по делу коллекционера, которого отравили в его частном музее? Ух-ух! Помню, там кто-то показал мне одну из таких скатертей: на ней не было павлиньих перьев, а какой-то религиозный узор. Эти вещи стоят кучу денег. Это средневековая итальянская работа, когда листки золота вплетаются в ткань. Пункт первый: в Англии не так много людей, кто владел бы хоть одной из таких скатертей, и только несколько дилеров, которые могли бы заниматься ими — как, например, Соар с Бонд-стрит. Пункт номер два: кто-то мог позволить себе принести ее сюда, так как это сделал Китинг. Теперь эта мебель. Она не выглядит музейной редкостью, конечно; но это все еще хорошая мебель и, должно быть, довольно дорогая. И наконец, эти чайные чашки…

— Ах. Чайные чашки. И какую ценность они собой представляют?

— Ну… сейчас. — Г. М. поднял одну из тонких черных чашек и перевернул ее. — Если по шесть пенсов за штуку, то пять шиллингов за все.

— Шесть пенсов за штуку?! — вскричал Мастерс.

— Да, за чашки и блюдца вместе, — объяснил Г. М., пока Мастерс поднимался на ноги. — Они из «Вулвортса». Можете посмотреть штамп на дне. «Элефант. Сделано в Англии» и номер универмага Вулвортса. Кто бы ни организовал все это, он расставил дорогую мебель и взял почти бесценную скатерть — на которую аккуратно поставил чашки ценой в три пенни. Вот так-то. Говорю тебе, Мастерс, кто-то смеется над нами, и мне это не нравится.

— Я начинаю приходить к убеждению, — произнес старший инспектор, — что мы преследуем настоящего сумасшедшего.

— Нет, это не так, сынок. Все здесь имеет определенное значение: в этом-то и беда. Но мы начали реконструировать убийство, займемся этим дальше. Для начала возьмем чашки — я имею в виду две разбитые. Посмотрите на них и скажите, что вы о них думаете.

Мастерс задумался. Если принять круглый стол за часовой циферблат, обращенный к двери, то чашки расставлены так, что две разбитые означают цифры 6 и 7. Мастерс изучал их.

— Да, я об этом думал, — неохотно признал он. — Чашки разбиты весьма подозрительным образом. Их не стукнули обо что-то, словно бы в пылу борьбы; их даже не сдвинули с блюдец, хотя блюдца тоже разбиты. Никаких осколков по комнате, словно их пробили пулей. Вот так. Похоже, на них опустился какой-то тяжелый груз и просто их раздавил. Словно тяжелый чемодан или что-то вроде этого. — Он посмотрел на потолок.

— А как насчет мертвеца? — поинтересовался Г. М. — Вот что случилось, сынок. Револьвер 45-го калибра, в особенности на таком близком расстоянии, имеет силу, словно лошадиный удар копытом. Теперь смотри сюда. Китинг шел к столу, как Дартли. Он шел куда-то по направлению от двери или, во всяком случае, с той стороны комнаты, где дверь. В ином случае, как ты можешь видеть, он разбил бы или перевернул больше чашек, когда падал. А они все еще стоят аккуратным кружком. Итак. Первая пуля задевает его. И он падает от выстрела — то ли с пробитым черепом, то ли с пробитой спиной, всем своим мертвым весом, лицом на стол.

Г. М. резко сжал пальцы, и Мастерс кивнул.

— Осмелюсь сказать, — пробормотал старший инспектор, — скорее всего, так и было, потому что больше нечем разбить чашки. Но тогда возникает вопрос: почему он оказался лицом в другую сторону? Когда мы его нашли, он лежал во весь рост, головой к двери.

— Потому что первый выстрел пришелся ему в спину, вот в чем дело. Если бы первая пуля была той, которая попала ему в голову, то он никуда не сдвинулся бы от этого стола; он был бы уже мертв. Он не мог бы двигаться, разве что соскользнуть, а его одежда для этого недостаточно измята. Одежда недостаточно измята, чтобы показать, что он… Ага! Понял?

— Он попытался подняться на ноги и обернуться, — предположил Поллард.

— Точно, сынок. Но продолжим эту мысль дальше, выпустим джинна из бутылки. — И снова его маленькие глазки остановились на Полларде, выражение их было сбивающим с толку. — Я вижу, у тебя есть вдохновение. Быстро — что ты об этом думаешь?

Поллард посмотрел на стол.