— Нет. Полагаю, он о ней и не вспомнил. Но говорил таким холодным, жестким тоном… Вообще-то он иногда так разговаривал. Сначала я даже подумала, не обидела ли его чем-нибудь, но потом пришла в ярость. Не знаю, задевает ли вас открытое пренебрежение — меня задевает. Так что я подумала: ну ладно, очень хорошо, я пойду на вечер одна. Конечно, там все спрашивали меня, где он. Рон Гарднер тоже расспрашивал меня о Вэнсе, интересовался, почему его нет. Наконец, я отвела в сторонку Филиппа Китинга и спросила его прямо, знает ли он, что за «дела» не позволили Вэнсу прийти. Филипп долго мялся и уклонялся… он, видите ли, гордится своим тактом… но в конце концов сообщил, что Вэнс и Рон поссорились, и это, по-видимому, и есть та причина, по которой Вэнс не пришел. Филипп не мог или не хотел сказать ничего больше.
— Значит, так. Вы говорили об этом с мистером Гарднером?
Ее глаза помрачнели.
— О да, натурально. И это так глупо! Рон притворился удивленным. Даже поклялся мне, что между ним и Вэнсом не было никакой размолвки. Делал вид, что не понимает, откуда я могла такое взять? Но я предполагаю, он просто чувствовал себя обязанным лгать как джентльмен, в особенности после того…
Г. М., который сидел в углу дивана сгорбившись, словно Будда, при этих словах открыл один глаз. Затем вытащил свою черную трубку.
— Итак… теперь… — пробормотал он несколько неопределенным тоном. — Это может расширить дело, понимаете ли. В особенности после чего?
— Я… я не знаю.
— Мастерс вам скажет, — заявил Г. М., — что у меня чрезвычайно подозрительный ум. Но поскольку вы дочка старины Броки Гейла, я не хотел бы, чтобы вы были замешаны в какое-нибудь сомнительное дело, которое мне пришлось бы ему объяснять. Значит, у вас были какие-то причины полагать, что эта ссора могла произойти из-за вас?
Франсис Гейл медленно повернула к нему круглое лицо и положила руки на диван.
— Разумеется, нет! — вскричала она. И, помолчав, спросила: — Что заставило вас так подумать?
— Ну, понимаете ли, существует только одна причина, по которой мужчина должен лгать, чтобы остаться джентльменом, — довольно торжественно проговорил Г. М. — В любом другом случае он просто лжет как обыкновенный человек, как обычно лжет всякий парень. А тут, похоже, что-то хотели скрыть именно от вас. Мне пришло в голову, после того как я послушал, что вы тут нам говорили, что вас, похоже, гораздо больше поражают качества и возможности Гарднера, нежели Китинга. Вы влюблены в Гарднера или он влюблен в вас?
— Да, мне нравится Рон. Но случилось так, что я обручена с Вэнсом. И ничего не могу с этим поделать. Вы привели меня в ту самую комнату, где Вэнс был убит, и я не знаю, как или кем, и вы не хотите мне ничего сказать, и тогда вы начинаете намекать и шантажировать…
Мастерс перевел подозрительный взгляд с Г. М. на девушку. Потом Мастерс прочистил горло и атаковал с эффектом вылетевшей пули:
— Вы не должны обижаться на старика, мисс. Просто у него такая манера рассуждать. Ну почему же, мисс, мы готовы рассказать вам все. Что вы желаете знать? Вот так-то… Кстати, вы сообщили нам, что у мистера Гарднера есть ранчо в Америке?
— Да, есть.
— Тогда вам может показаться интересным, из какого оружия был застрелен мистер Китинг. Я не могу вам его показать, потому что револьвер отослали в Ярд. Но это старое оружие, «ремингтон» 45-го калибра, с ручкой, украшенной жемчугом, с табличкой с выгравированным на ней именем Том Шэннон. А мне тут объяснили, что Том Шэннон был плохим парнем в старые дни в Америке. Э?
— О боже! — неожиданно воскликнула девушка. Но потом посмотрела на старшего инспектора и спокойно, доверительным тоном спросила: — Вы ведь не лжете мне, нет? Я хочу сказать, что ведь это не одна из тех уловок, о которых читаешь, когда человека хотят заставить в чем-то признаться, а потом ему говорят: «Ха-ха, мы этого не знали раньше, но теперь знаем».
— Нет, мисс, это совсем не то.
— Не сердитесь, я только спросила. И надеюсь, что это не так, потому что я прекрасно знаю эту пушку. Если тут, конечно, не замешана какая-нибудь другая старая пушка Тома Шэннона, но не думаю, чтобы это было так. Она принадлежит Рону. У него коллекция пистолетов, которой он очень гордится. Я видела этот сорок пятый сотни раз! И это еще не все. Помните, я говорила вам о приеме, вчера вечером? Я и там видела этот револьвер. Мы играли с ним в убийство.
— Убийство? — взорвался Мастерс и помолчал, потирая подбородок. — Играли в убийство?! О! Я понял. Имеется в виду, что вы играли в карты, и пиковый туз был убийцей, а потом выключили свет… Вы ведь не использовали в игре настоящую пушку, мисс, не правда ли?