Убийства - помеха любви

После третьего слоя лака, который гарантировал, что ураган не сдвинет с места ни одного волоска, я удовлетворенно вздохнула. Признаюсь, есть у меня пунктик на почве аккуратности. Много лет назад я решила, что ладно уж, пусть люди называют меня толстухой, но я никогда не дам повода назвать меня неряшливой толстухой. Так что я всегда тщательно проверяю, не спустилась ли петля на колготках, не покрасила ли я вместе с губами зубы и уши, нет ли на платье пятен от спагетти, которыми я лакомилась на обед. И самое главное, я никогда не выхожу из дома, не убедившись, что моим волосам не страшен ветер самой разрушительной силы.

Результаты своих усилий я проверила с помощью зеркала высотой в полный человеческий рост. Помню как сейчас: стою в дамском туалете, самодовольно улыбаюсь своему отражению и думаю, что наконец-то сравнялась со всей остальной женской половиной человечества. В смысле пестрых нарядов. Взглянув на часы, еще раз приветливо улыбнулась сама себе и поспешила в контору - дожидаться Стюарта. Не могу передать, до чего ж я мечтала о вкусном ужине!

Ха!

Наверное, следует сразу же пояснить, каковы мои отношения со Стюартом Меисоном...

Мы знакомы друг с другом пятнадцать лет. Сначала Стюарт стряпал для меня бухгалтерские отчеты. Затем стал моим другом. А когда мы с Эдом поженились, Стюарт и его жена Линн стали нашими друзьями. Не реже раза в месяц мы ужинали вчетвером... до тех пор, пока Стюарт и Линн не разошлись. Я и сейчас понятия не имею, что там между ними стряслось. У меня сложилось впечатление, - надо сказать, ни на чем не основанное, - что инициатором развода была Линн. Но, повторяю, это всего лишь мое ощущение...

После их развода мы с Эдом продолжали регулярно видеться со Стюартом. Иногда он приходил со спутницей, но чаще всего мы встречались втроем.

Потом мой бедный Эд подавился куриной костью и умер. А Стюарт проявил себя с самой лучшей стороны. Он позволил мне вдоволь поплакать на его плече. Да что там - на плече! Я еще и в ухо ему рыдала, и высморкалась по меньшей мере в дюжину его роскошных носовых платков с личной монограммой.

Придется рассказать и остальное, хотя я считаю, что самая мерзкая вещь в мире - это когда люди распинаются о своей сексуальной жизни. Но весь мой рассказ потеряет смысл, если вы не будете знать, что после смерти Эда я рассчитывала переночевать у Стюарта. Просто переночевать - не хотелось возвращаться в квартиру, где несколько часов назад скончался мой муж. Не сомневаюсь, вы не найдете в этом ничего такого. Но, должно быть, я либо сексуально отсталая особа, либо сексуально подавленная, потому что признаваться мне в этом нелегко, уж поверьте.

Поворотный пункт в моих отношениях со Стюартом наступил через год после смерти Эда.

Как-то раз мы вместе поужинали, а потом Стюарт поехал ко мне выпить кофе. В тот год довольно часто глаза у меня были на мокром месте, вот и тогда Стюарт обнял меня, чтобы я в который раз порыдала в его плечо. С этого все и началось. И все-таки странно... До того вечера Стюарт меня нисколечко не привлекал. Во всяком случае, не в таком смысле. И нельзя сказать, что он уродлив или что-то в этом роде; напротив, Стюарт вполне симпатичный: высокий, со светлыми волосами, приятные и правильные черты лица и весьма мужественное телосложение. Просто я привыкла считать, что Стюарт не в моем вкусе. Я всегда почему-то питала слабость к маленьким и худосочным типам. Роберт Редфорд - исключение.

Наверное, Стюарт удивился не меньше моего, когда наши встречи слегка видоизменились. Меня ведь никак не назовешь светской львицей, с которыми он привык якшаться (видели бы вы его бывшую женушку Линн!). Наверное, Стюарту просто было одиноко. Как и мне...

Поначалу я вообразила, будто погрузилась в пучину великой страсти, и тут же принялась терзаться чувством вины из-за Эда и своей распущенности. Но вскоре первое возбуждение прошло и все вернулось в прежнюю колею... за одним маленьким, но приятным исключением. Стюарт по-прежнему составлял для меня бухгалтерские отчеты. И мы по-прежнему были добрыми друзьями. И часто ужинали вместе. Только теперь после ужина я оставалась на ночь у него. В тот понедельник я сочла последнее обстоятельство большой удачей, поскольку запах свежей краски не способствует сладкому сну.

Но вернемся к нашему чудовищному ужину...

Когда я открыла дверь своего офиса, Стюарт уже был там, сидел в кресле для посетителей.

- Вот это да! - воскликнул он, и челюсть у него отвисла.

Я рассчитывала совсем не на такое "вот это да".

- Как это понимать? - осведомилась я сухо.

Стюарт, будучи довольно сообразительным человеком, тут же смекнул, что ступил на минное поле, и продолжил осторожно:

- Просто ты выглядишь... э-э... необычно, Дез, вот и все... но мило, действительно очень-очень мило. Просто ты редко одеваешься столь... ярко. Но все-таки ты выглядишь мило. Очень-очень-очень мило...

Я без усилий перевела этот детский лепет: ты слишком толста, подруга, чтобы рядиться в платья с розовыми цветочками.