– Вот именно. Протирая туфли бархоткой, вы стерли бы с них следы. Я принесла обувь в комендатуру, и техник сразу же снял с них отпечатки пальцев. Мы сравнили их с теми, вроцлавскими. Они оказались идентичными. Но даже этого мне было мало. Я послала две телеграммы, во Вронки и Варшаву. Вчера пришли ответы. Во Вронках помнят заключенного Бунерло, а также то, что он много лет назад работал в местной обувной мастерской и отличался высокой квалификацией в этом деле. Варшава ответила, что трупа самоубийцы не нашли. Круг следствия замкнулся, но вы оказались в самом его центре.
Поручника слегка утомило долгое объяснение. Тут неожиданно в разговор вступил майор.
– Вы совершили еще одну ошибку, Бунерло.
– Какую?
– После инсценировки самоубийства вы вынуждены были подделать свои документы – паспорт и, естественно, метрику. Вы постарались сделать то, что обычно делают в таких случаях: возможно меньшими исправлениями оригинала внести возможно большие изменения. Имя вы оставили, как и все другие данные – дату и место рождения, имена отца и матери, ее девичью фамилию. Это была бы очень большая работа, а результат ее сразу мог броситься в глаза первому же сотруднику паспортного отдела. Кроме того, подделыватели часто забывают об этих данных. Оставляя их без изменения, они не совершают крупной ошибки. Вы тоже ограничились лишь изменением фамилии «Бунерло».
Сапожник снова усмехнулся и ничего не ответил на аргументацию Зайончковского. Пожалуй, этот человек уже смирился со своей судьбой.
– Фамилию было относительно просто подделать, – продолжал майор. – Достаточно слегка подтереть оба закругления буквы «В», чтобы переделать ее в заглавную «К». С шестой буквой, малой «1», не было никаких хлопот. Нужно было только немного сместить косую черту, сделав ее горизонтальной, чтобы получилась буква «t». Что касается окончания «о», то не оставалось ничего другого, кроме как убрать его совсем. Итак, вы превратили «Bunerlo» в «Kunert».
Барбара Шливиньска с уважением смотрела на майора. Ей не пришло в голову ничего подобного. Она вообще не задумывалась над тем, каким способом сапожник раздобыл новые документы.
– На вашем паспорте много штампов. Вы очень часто меняли место жительства, пан Кунерт. Это тоже известный способ заметания следов. Риск есть только при первой прописке. Последующие как бы подтверждаются предыдущими. Затем достаточно заявить в милицию о краже кошелька с деньгами и паспортом, чтобы получить новые документы, уже без следов поправок и подчисток. Так оно и было?
Сапожник кивнул.
– Дело прояснилось, – добавила поручник Шливиньска. – Вы задержаны правоохранительными органами. Завтра я допрошу вас официально после предъявления доказательств преступления.
– Я хотел бы кое-что уточнить.
– У вас будет такая возможность во время официального допроса.
Бунерло не принял отказа.
– Пани поручник была так любезна и объяснила мне, как вы добрались до моей особы. Теперь я хотел бы уточнить эту информацию, и именно сейчас, по горячим следам. Меня не волнует протокол. Просто я хочу, чтобы все знали, как было на самом деле. Только вы, а не прокурор или судья. Они меня мало интересуют.
– Говорите, – разрешил майор.
– Прежде всего я хотел бы выразить свое восхищение пани поручник. Она сумела найти и собрать все кусочки в одно целое. Признаюсь, я не предполагал, что меня вообще когда-нибудь разоблачат. Я действительно восхищен. – Бунерло говорил искренне, будто не его задержали несколько минут назад по обвинению в совершении четырех убийств, будто с ним вели дружескую беседу. – Разумеется, все происходило более или менее так, как вы это описали с паном майором.
Шливиньска, несмотря на серьезность ситуации, не могла удержаться от улыбки. Комплименты преступника в адрес следователя – такое случается редко.
– Однако я вынужден выразить решительный протест, – продолжал сапожник, – в связи с тем, что вы называете меня убийцей. Кого я убил, а? Мерзавца, который избежал возмездия и спокойно пользовался плодами своего преступления. Свой дворец, свои оранжереи и все прочее Червономейский купил за золото и бриллианты, награбленные у Ротвальдов. Я был тогда рядом с ним и знаю, что убил он их из садистского удовольствия. Не было никакой необходимости убивать этих стариков. Они никого из нас не знали, да и не узнали бы никого, потому что у нас на лицах были черные чулки. Это пани поручнику наверняка неизвестно, так как этого нет в деле. Но он хладнокровно зарезал их только потому, чтобы нас потом судили и за грабеж, и за убийство. И такой человек спокойно разгуливал по Забегово, да еще каждый ему низко кланялся! Мало того, даже если бы узнали, кто он такой и что сделал, ему уже ничего не грозило.
– Двадцатилетний срок давности, – вставил майор.