Убийства в монастыре, или Таинственные хроники

Мехтгильда затопала ногами, испугав Доротею, которая следила за двумя сцепившимися девочками, раскрыв глаза и разинув рот. В монастыре запрещалось делать все, что вызывало шум.

— Вот это я и имею в виду! Мудрость мира — глупость перед Богом. И тот же написал: «Neque... enim... quaera... quseri...»

— «Neque enim quaero intellegere, ut credam, sed credo, un intellegam», —насмешливо продолжила София начатую Мехтгильдой фразу. — Если тебе так сложно просто прочитать предложение, то перевести его будет еще сложнее. Ну хорошо, я тебе помогу: «Я не хочу узнавать, чтобы верить, но хочу верить, чтобы узнавать».

Мехтгильда не обратила внимания на насмешку и продолжала говорить, но вскоре опять запнулась:

— А есть другой отец церкви — Герм... Герм...

— Ты имеешь в виду Гермиаса, — подхватила София. — Он пишет — позволь мне помочь твоей уставшей памяти: «Пифагор измеряет мир числами! А я оставляю дом и отчизну, жену и детей— подхваченный дыханием Бога — и больше не забочусь об этом мире».

—Точно! — крикнула Мехтгильда, и ее красное от гнева лицо стало еще темнее.

— И не забудь про Тертуллиана, — продолжала София и с удовлетворением заметила, что сопернице на это нечего было сказать и она упрямо молчала.

— Вижу, ты о нем забыла. Я с удовольствием процитирую пару фраз из его творения: «Господа нужно искать в простодушии нашего сердца. После Иисуса Христа любопытство нам больше не надобно. Credo quia absurdum est — вера происходит от науки».

Тем временем монахини-переписчицы обернулись, чтобы наблюдать за тем, как Мехтгильда молчит, а София гордо и с чувством собственного достоинства продолжает речь:

— Об этом ты еще не слышала? И не читала? Так пойдем дальше — Титан: в отличие от греков он пишет, что Христос велел нам верить, а не знать. Так что нам не нужна наука!

Объясняя, она бурно жестикулировала. Когда она к тому же подняла вверх указательный палец, Мехтгильда снова обрела дар речи:

— Ты осмеливаешься цитировать великих ученых только для того, чтобы осрамить меня?

— Ха! — засмеялась София и пылко продолжала. — Ты первая начала. Я лишь помогаю выразить твое мнение. Должна добавить, что я, разумеется, могу не только воспроизвести каждое предложение, написанное вышеназванными учеными, но и процитировать Тита Флавия Клеменса, который считал, что философия помогает нам прийти от веры к истинному познанию. Минуций Феликс объясняет в своем диалоге «Октавий», что христианская вера и философия не так уж далеки друг от друга. И если Юстин говорит, что философы узнали одну часть Логоса и только христиане обладают целым, я спрашиваю себя: если Христос — Логос, разве его можно делить? Если языческие философы обладают одной его частью — что принадлежит им: рука, которой он прибит к кресту, венок из шипов или сердце?

Говоря, она пристально смотрела перед собой, но не видела ни взволнованных монахинь, ни взбешенную Мехтгильду. Ее взгляд будто был направлен внутрь, она легко рылась в многочисленных книгах и копиях и вытягивала из них цитаты, украшавшие речь. Они читала их по памяти и могла обосновать каждое свое слово. Только остановившись, она поняла, что мир состоит не только из написанного.

Еще когда она была увлечена цитированием, в скрипторий вошли отец Иммедиат, мать настоятельница и сестра Ирмингард. Настоятельница, как всегда, с трудом повернула голову и бросила на Софию тяжелый взгляд. От этого на лице Ирмингард отразился еще больший ужас. Она уже приготовилась отругать наглую девчонку, но прежде чем ей это удалось, отец Иммедиат задумчиво произнес:

— Ты умна и начитанна, девочка.

Софии показалось, будто от этих слов она стала вдвое выше. Помещение, в котором она стояла, показалось ей слишком узким и маленьким. Границы ее мира, состоящего из письма, отодвинулись и расширились до невероятных размеров.

— Откуда она знает все это? — голос Мехтгильды вернул ее обратно на узкую тропу. — Даже если София провела в монастыре всю жизнь, то это всего двенадцать лет, — как за столь короткое время она смогла выучить наизусть все, что только что рассказала?

Сестра Ирмингард незаметно покачала головой, но София не смотрела на нее.