Убийственная красавица

Мне ужасно хочется ей ответить, но это не самая лучшая идея. Во-первых, она догадается, что за ней наблюдают. Пока еще эта мысль не пришла ей в голову, но когда через минуту-другую она об этом подумает, то начнет лихорадочно обшаривать глазами стены в бесплодных поисках видеокамеры. Не страшно. Меня она все равно не увидит.

Вырезанное в стене отверстие, через которое я наблюдаю, очень маленькое и расположено слишком высоко, чтобы она могла его заметить, тем более при таком тусклом освещении. И потом, если она услышит мой голос, то не только догадается, где я приблизительно нахожусь, но и определит, кто я, и тогда у нее появится неприятное преимущество в предстоящей нам битве умов. Нет, я появлюсь, когда будет нужно. Забегать вперед не имеет смысла. Игра только началась, нужно выдержать время. Выдержка, как говорят, решает все.

— Эй! Кто-нибудь!

В ее голосе уже слышится нетерпение, он теряет свой девичий тембр, становится визгливым и звучит почти угрожающе. Одна из любопытных особенностей женского голоса — этот мгновенный переход от нежности к грубости, от мягкости к раздражительности, то, с каким бесстыдством он готов разоблачить все свои секреты, с какой смелостью выплескивает собственную беззащитность в ничего не подозревающий воздух. Нежнейшую флейту заглушает сиплая волынка, камерную музыку — военный марш.

— Эй! — Девушка хватается за ручку двери и тянет ее на себя. Дверь даже не дрогнула. Ее движения быстро сменяет серия неуклюжих действий, бессмысленных и лихорадочных. Она дергает дверь на себя, толкает ее, пытается вышибить плечом, и так несколько раз подряд, пока, наконец, доведенная до отчаяния, она не разражается слезами. Кстати, еще одна известная мне женская особенность — женщины вечно плачут. Уж насчет этого на них можно положиться — никогда не подведут.

— Где я? Что здесь происходит? — Девушка начинает колотить в дверь кулаками по мере того, как ее отчаяние возрастает. Теперь она не только напугана, но и озлоблена. Она, конечно, не представляет, где находится, но точно знает, что попала сюда не по собственному желанию. И сейчас перед ее глазами стремительно пролетают все более ужасающие видения — недавние сообщения в газетах о пропавших девушках; телерепортаж о трупах, найденных в наскоро вырытых могилах; ножи и прочие орудия пыток; клипы, в которых насилуют и душат беспомощных женщин, прежде чем бросить их в затянутое тиной болото.

— Помогите! — кричит она. — Кто-нибудь, помогите мне! — Спертый воздух подвала наполняется жалобными криками, но она, как я подозреваю, догадывается, что все бесполезно и никто ее не услышит.

Никто, кроме меня.

Она резко вскидывает голову и, как прожектором, наводит взгляд прямо на меня, и я невольно отскакиваю от стены и пячусь, едва не оступившись. Когда дыхание у меня восстанавливается, я прихожу в себя и обретаю прежнее равновесие, а она уже кружит по тесному пространству, с безумным взглядом осматриваясь по сторонам и простукивая голые бетонные стены на предмет наличия в них пустот.

— Где я? Есть здесь кто-нибудь? Зачем вы привели меня сюда? — кричит она, как будто на корректно сформулированный вопрос немедленно последует утешительный ответ. Наконец она сдается, падает на койку и снова разражается слезами. Когда она снова вскидывает голову и во второй раз смотрит прямо на меня, ее большие голубые глаза наполнены слезами, а веки покраснели и опухли. Хотя, возможно, это всего лишь мне кажется. Просто я хочу принять желаемое за действительное.

Она рывком садится и делает несколько глубоких вдохов. Очевидно, пытается успокоиться и одновременно взвесить ситуацию. Бросает взгляд на свою одежду — на бледно-желтую футболку с ядовито-зеленой яркой надписью «Шевелись, сука!» и джинсы с заниженной талией, туго обтягивающие ее стройные бедра. То же самое, во что она была одета… Когда? Вчера? Вчера вечером? Или сегодня утром?

Сколько она здесь уже пробыла?

Девушка запускает пятерню в свои густые рыжие волосы, чешет лодыжку и снова прижимается спиной к стене. Теперь она думает о том, что ее похитил и держит в заложницах какой-то псих, и, возможно, уже воображает, как будет рассказывать об этом во всех драматических подробностях после того, как сбежит. Может, ей даже позвонят из журнала «Пипл». А может, и из Голливуда. Интересно, кто будет ее играть? Девушка из «Спайдермена» или эта, о которой пишут сегодня все газеты? Линдсей Лохан. Так, кажется, ее зовут? Или Тара Рейд? Кэмерон Диас тоже смотрелась бы неплохо в этой роли, хотя Кэмерон лет на десять с лишним старше. Да какая разница? Все они более или менее похожи. Все сердцеедки! Так же как и я. Я, правда, сердцеед совсем иного рода…

Помрачнела. Потому что реальность снова напомнила о себе. Что я здесь делаю? — думает она. Как попала сюда? Почему не могу этого вспомнить?