Убийственная осень

«Матушка Мария, наверное, та женщина из-за свечного ящика. Эх, будь я пробивная, как Груша, — подумала Овчарка, — у меня б жизнь была другая. Наглость — второе счастье, не зря говорят».

Отец Панкратий разбушевался не на шутку, и Овчарка тоже начинала злиться. Она была из тех людей, которых трудно раскачать, зато когда они разойдутся, то хоть святых выноси. Отец Панкратий продолжал орать и даже сделал такое движение, будто бы хотел замахнуться на Вассу. Овчарка среагировала сразу. Прыгнула вперед и зашипела:

— Только тронь меня или ее! А еще святошей называешься! Да я тебе все кости переломаю. Поглядим, срастутся они у тебя быстрее, чем у какого-нибудь грешника или нет! Я вот, честное слово, никогда не была лесбиянкой, но сейчас я б с удовольствием ею стала, только чтобы тебя позлить! Тогда бы ты точно в драку полез и я бы тебе разбила нос, как моему отцу, которого я, кстати, побила тоже за дело, потому что он мерзавец. Бросил меня маленькой! Вот ты в монастыре живешь. Молитвы вот бормотать, да старух на остров возить, да лесбиянок осуждать — не велика заслуга. Что ты, кроме этого, умеешь? Вот возьми, женись, роди детей да вырасти их, одевай их, корми так, чтобы они тебе потом «спасибо» сказали и за тобой ходили, когда ты обезножишь! Вот это и будет святость. Жить здесь и никого не любить — чего проще! Вот полюбить попробуй — это тот еще труд. Это тебе не поститься и поклоны бить! Кстати, матушку Марию винить нечего. Мы тут виноваты, и больше никто.

Видимо, отец Панкратий решил, что с такими закоренелыми грешницами и говорить не стоит, и помчался к монастырю, как скорый поезд. Паломница побежала за ним, как верная собачка, а Овчарка крикнула им вслед:

— И хватит нам о наших грехах говорить, мы о них и так знаем больше тебя! О своих подумай лучше!

— Да-а, — протянула Васса, — приехали.

— Послушай, — сказала Овчарка, — ну их всех в баню. Мне неохота в этот скит переть. Теперь что притворяйся, что не притворяйся, все равно раскусили нас. Вон стог стоит. Пойдем и посидим там, пока эти бегают по острову с высунутыми языками.

И они пошли к стогу и, цепляясь за веревки, которыми были перевязаны вязанки с сеном, взобрались на самый верх. Овчарка поглядела на удаляющуюся черную фигуру отца Панкратия и рассмеялась.

— Да, — сказала она, — мы, по крайней мере, если и притворяемся, то редко. А от притворства бывают несчастными чаще всего те, кто все время это делает, — они и есть самые несчастные.

— А кто обещал, что все как по маслу будет? — сказала Васса. — Он теперь нас из монастыря будет поганой метлой гнать всякий раз, как мы там появимся.

— Фига. Ты забыла, что монастырь принадлежит еще и музею. Паломники, конечно, входят туда бесплатно? Но монахи не могут прогнать тех, кто купил входной билет на посещение территории музейного комплекса Бабьего острова. Монахи не будут ссориться с музеем — у них своих дел хватает, — сказала Овчарка, посасывая соломинку.

Васса увидела грязный лист картона. На нем еще можно было прочесть надпись, размытую дождем.

— «Без благословения сено не брать», — прочитала Васса.

— А мы и не берем, мы просто сидим. Послушай, Васса, может, конечно, этот и спихнул Шуру.

Но я в этом сомневаюсь. Он языком только молоть мастер. Хочет стать великим святым. А вот эта женщина странная какая-то. Я думала, немая, а она говорить может. Вид у нее болезненный, под глазами круги.

— Это у нее от голода. Когда на диете сидишь, и то плохое настроение. А она, похоже, вообще святым духом питается, — ответила Васса.

— Кто ее знает, отчего она такая. Ты видела, как она рухнула?

— Да. И между прочем, прямо после твоих слов про Шуру. Может, это совпадение, а может, и нет. А вдруг они ее на пару? Вон она как за ним бегает, парочка, гусь и гагарочка.

— В общем, с Панкратием мне более-менее все ясно. Вот эту бабу бы разъяснить.

Когда паломники потянулись обратно к берегу, где ждал катер, подруги присоединились к ним. Видимо, что-то им отец Панкратий наговорил, потому что все старушки перешептывались и никто не хотел идти рядом с подругами.

— Ну и ябеда же этот святоша, — сказала Овчарка Вассе громко. — Послушай, а он не очень обидится, если я здесь, на острове, пописаю?

— Овчарка, потише, — взмолилась Васса, — чего ты их злишь?

— А мне так больше нравится. Что хочу, то и говорю. Посмотрю, как мне кто-нибудь попробует рот заткнуть!

Но паломники решили, видимо, не связываться с Овчаркой. Подруги снова отстали из-за усталости. Когда на пути попался храм, паломники уже битком в него набились. Но как только в него зашли подоспевшие Васса с Овчаркой, они валом повалили наружу. Овчарка смеялась до упаду, Васса чувствовала себя очень неуютно. На катере, едва подруги спустились в нижнюю каюту, все паломники скопом моментально покинули ее. Овчарка пожала плечами:

— Ну и пусть ютятся в нижней каюте или мерзнут на палубе, если они такие пустоголовые сплетники. Видела, как они на нас глядели? Будь их воля, точно бы в море сбросили.

Подруги перекусили и улеглись поспать на жестких лавочках.