Убийственная осень

Овчарке такая мысль пришла в голову только затем, чтобы тут же уйти от нее. Овчарка продолжала погоню за дурацкой лошадью. Она думала, что кобыла, скорее всего, боится моря и побежит в глубь острова. Но та вопреки всякой логике с вытаращенными глазами поскакала к берегу, отбрасывая комья грязи в лицо преследующей ее Овчарке. Лошади, когда пугаются, сразу голову теряют.

Поселок выглядел нежилым, будто люди, все до единого, отсюда ушли давным-давно. «Поселок Зеро какой-то», — подумала Овчарка, и ей стало не по себе. Даже комары пропали неведомо куда.

Овчарка всегда все делала наперекор. В пятнадцать лет она ни разу не пробовала курить или пить что-нибудь крепче какао только потому, что все ее подружки дымили и, задыхаясь, пили для понта ликер. Вот и теперь, если все сидят в монастыре и по погребам, она будет ходить по острову.

Между тем кобыла привела ее точно на то место, где они гуляли с Вассой, когда только приехали, и где к ним пристала коза. Здесь кобыла встала. Она выглядела спокойной и не чувствовала своей вины. Будто это вовсе не она мчалась сумасшедшим галопом от Овчарки два километра. Запыхавшаяся Овчарка подошла к ней:

— Ну и вот что тебе тут понадобилось, скажи, может, я пойму?

Овчарка пыталась взять ее за недоуздок. И тут увидела «Лорелею». Вот это было действительно страшно. С горизонта очень быстро наползала чернота, сверкая молниями. Море сделалось вдруг спокойным. Наверное, оно тоже испугалось. Овчарка быстренько взяла себя в руки.

«Это еще не страх, — подумала она, — господи, идет прямо на меня!»

И вот тогда, непонятно почему, Овчарка подбежала к кромке воды и крикнула, размахивая руками:

— Ну ты, уходи! Уходи! Тут люди! В море уходи!

Она была почему-то уверена, что тайфун ее послушает. После прилива на песке валялось много маленьких красных медуз. Точно лужицы птичьей крови. Овчарка случайно наступила на одну, но времени вытереть ботинок от медузьего желе не было. Она схватила кобылу за недоуздок и повела за собой.

Чернота вдруг остановилась над морем. Она точно задумалась, время от времени подсвечивая себе вспышками. «Лорелея» будто разглядывала остров и маленькую Овчарку на его краю. Овчарка шла дальше. Она вдруг услышала музыку. Немудрящая песенка, которая ей надоела еще в Москве. Овчарка решила, что, может, это какая-нибудь обдолбанная парочка, которой надо открыть глаза на происходящее. Валяются небось на берегу и ни черта не видят вокруг себя. Она подходила все ближе, и музыка становилась все громче, но никого видно не было. Отсюда пустынный берег просматривался хорошо.

«Откуда ж музыка?» — думала Овчарка и шла дальше. В одном месте трава доходила до самой воды. В траве лежали большие красно-коричневые валуны. И еще там лежало что-то белое. Наверное, бревно, гладко облизанное морем добела и выброшенное на берег, здесь таких много. Нет, не бревно. Коричневый кожаный поясок и мокасины «Гуччи»… белый костюм… теперь он желтый от песка… У Шуры Каретной было лицо маленькой усталой девочки, которая только что заснула. Овчарка могла его видеть, когда волны слегка шевелили мертвую. Овчарка испугалась. «Ну же, — сказала она себе, — трусиха ты, твой бравый прадед теперь от стыда за тебя вертится в гробу, как пропеллер. Это просто мертвый человек. Нечего тут бояться. Не укусит он тебя. Давай подойдем поближе. И это еще тоже не страх». Если б Овчарка была одна, она, вероятно, и струсила. Но с ней была лошадь — все же живое существо рядом, не так страшно. К тому же кобыла, как показалось Овчарке, смотрела на нее с издевкой: вот, мол, дрейфло. Овчарка подошла ближе. Что-то, наверное, в цифровом плеере само нажалось, и вот теперь песенка так и врезалась в уши Овчарке. «Будь со мной, каким хочешь, но люби меня только такой» — этот приставучий мотивчик припева в Москве Овчарка мурлыкала про себя несколько дней подряд.

— Бедная, вот бедная, — прошептала Овчарка, — какое у нее усталое тело…

Рукава пиджака задрались до локтей, и можно было видеть запястья — все синие. У Овчарки год назад умер дедушка, который был ей вместо отца. Бабушка читала по нему сорок дней подряд по вечерам какую-то молитву, и Овчарка многое из нее запомнила. Там слова такие были: «Бури жизни миновали, страдания земные закончены, бессильны враги с их злобою, но сильна любовь…» И вот теперь, когда Овчарка увидела лицо мертвой Шуры Каретной, они вдруг вспомнились. Какое это было лицо! У людей такие лица бывают, когда они засыпают сразу после тяжелой работы, едва только коснувшись подушки. После работы, которую они должны были непременно сделать и вот наконец сделали. Да, Шура выглядела так, словно где-то в холодном море она долго с кем-то вдоволь занималась любовью, покачиваясь на волнах, и вот теперь, когда никаких желаний больше не осталось, вышла на берег, чтобы немного поспать одной. «Приплыла уже… белая ждет…» — так сказал Юрик.