Убийственная осень

«Не важно, какая это любовь и к кому, но раз уж это любовь, за нее не жалко отдать жизнь», — сказала она в каком-то интервью. У нее было море поклонниц и поклонников. Овчарка не сомневалась, что видела сегодня именно ее. Ведущая обладала примечательной внешностью. Смуглокожая, говорили, что ее мать — испанка, с миндалевидными глазами, высокими выдающимися скулами, узкими, но красивыми губами, с уголками опущенными вниз. От природы вьющиеся волосы были всегда разделены на прямой или фигурный пробор и перевязаны черными или блестящими шнурками. Своего стиля она не меняла вот уже десять лет.

— Наверное, едет на остров, — сказала Овчарка, — подцепить себе друга или подружку. Я читала, что она бисексуалка.

— Вопросы ориентации — самые трудные на свете. Вот ты, например, как относишься к лесбиянкам?

— Я к ним не отношусь. Но если кроме шуток, то они мне не слишком нравятся. То, чего не понимаешь, не может нравиться.

— Вот видишь. А был бы тут психоаналитик, он бы знаешь что сказал? Что ты скрытая лесбиянка и у тебя к ним неприязнь потому, что ты втайне такая же.

— Я не похожа на своих читательниц, чтоб слушать бред, который несут всякие там психоаналитики, — фыркнула Овчарка.

Мимо них прошла проводница. Она велела сдать деньги на белье. Сначала стелились мать с мальчиком, а Васса и Овчарка ждали в коридоре.

— У тебя наволочка на подушку налезает? — спросила Овчарка.

— Пожалуй, она даже слишком великовата для нее.

— Давай поменяемся.

Мальчик и его мать сразу легли, а Овчарка стояла в коридоре. Она любила смотреть в окно, но сейчас темно и нечего даже надеяться увидеть что-нибудь интересное. В два часа ночи Васса сходила в туалет умыться.

— Послушай, дай свое полотенце, — сказала Овчарка, — а то они там уже легли, неохота копаться.

Овчарка умылась тоже и пошла спать.

— А ты что же? — спросила она Вассу, которая стояла в коридоре.

— А я подымлю тут потихоньку. Ты иди. Ты ведь не любишь, когда я курю.

— Да уж чего хорошего. Когда только бросишь?

— Когда ты перестанешь грызть ногти.

— Может, я так стресс снимаю. Мои ногти экологически чистые, не то что твои сигареты. Гуд найт.

Васса достала из кармана пиджака пачку ментоловых сигарет, а Овчарка вошла в купе и задвинула дверь. Кто пробовал в почти полной темноте влезть на верхнюю полку, тот знает, как это нелегко. Повесив полотенце на крючок, Овчарка нащупала металлическую лесенку, но не смогла ее раздвинуть — проржавленный механизм заело. Овчарка, чертыхаясь, боролась с ним в темноте. Потом ей это надоело. Она встала ногами на обе нижние полки и, опершись руками на свою полку и полку мальчика, взобралась на свое место. Мальчик и его мама вовсю сопели. Овчарка решила не принимать свой феназепам. Она думала о том, что ночью должна быть остановка в Бологом.

Овчарка жила в Бологом в возрасте четырех лет с мамой и отцом. Отец проходил там военную службу. Ее родители закончили институт, и отца, как молодого офицера, призвали на два года. Овчарка совершенно не помнила Бологого. Мама удивлялась, почему она ничего не помнит о нем. Впрочем, кое-что она запомнила.