Убийственная реклама, или Тайна работодателя

— Ты спи, а мы тихонько посидим поокаем, — ляпнул «Еж», выглядевший самым трезвым из всей компании.

Сдерживая смех, Толик залез на полку «Очков», подложил под подбородок подушку, уставился в окно. Наблюдая за однообразным пейзажем, слушая разговор студентов, он заснул. Ничего ему не снилось. Просто тьма вокруг и безмыслие. На самом-то деле за время отдыха он видел не один сон, просто ничего не запомнил, а в памяти осталась лишь чернота да стук колес по рельсам: «ты-дых», «ты-дых».

Проснулся он тоже в темноте. Даже подумал, открыв глаза, что продолжает спать. Но голоса, доносившиеся снизу, редкие смешки убедили его в том, что происходящее явь. Судя по звукам, к студентам присоединились девицы. Позже Толя понял, что их две, они тоже молоды и едут с Москву отдыхать. Все переговаривались тихо, видимо, не желая будить спонсора стола.

— Вообще в нашем мире много странного происходит, — почти шепотом рассказывала девушка с приятным, чуть хриплым голосом. — Я иногда не верю в то, что слышу, хотя точно знаю, что мне не врут. Вот, например, сглаз!

— Меня в детстве сглазили, — перебил ее «Еж», но после непродолжительного шума и просьбы второй девчонки «Не перебивай, пожалуйста» он замолчал.

— Так вот. Сглаз с точки зрения православное религии — нонсенс, но он есть! Даже Саша на собственном опыте знает. Но как такое возможно?

— Так же, как и целители всякие! — «вышел на сцену» «Пузо», еле ворочающий языком. — Вот моя двоюродная сестра ездит к бабке лечиться, а в больницу ни ногой. Она говорит, что там людей только калечат, а старуха, мол, умеет и знает.

— Она за деньги лечит? — спросила девчонка с хриплыми нотками в голосе, все больше нравившимися Толику. Он подумал, что так горькая травка в сладкой настойке лишь придает напитку остроту.

— Нет, — ответил «Пивной животик». — Ей еду оставляют, да и то не явно, а на веранде. У нее на веранде корзина стоит большая, сам видел, и там все желающие поблагодарить целительницу оставляют еду или деньги…

— Ты же сказал, что она денег не берет?! — подначила вторая девчонка с писклявым голосом, резавшим уши.

— Она сама лично не берет, кто хочет, тот оставит. Она не должна знать, кто и что преподнес!

— Почему? — подал голос «Еж».

— Если она будет брать деньги у людей напрямую, то, значит, она продает свой дар, который от Бога. А если она его продает, значит, он должен уменьшаться, — пояснил «Очки».

— Точно! — подтвердила «Хрипотча». — Я тоже слышала, что продавать свою силу нельзя, это все равно что душу продавать, дар Божий!

— Чушь! — бросил «Пузо» и звякнул стаканом.

Поезд мчался к рассвету, трясясь и поскрипывая.

— Пойдем покурим? — предложила «Хрипотца».

— Давай, — поддержала инициативу подруга.

— Мы с вами, — два голоса: «Еж» и «Очки».

— Ну и валите, но помните, что капля никотина хомячка разрывает на куски, — отозвался «Пузо», а затем громко рыгнул, явно впоказную.

— Свинья ты, Леха! — отодвигая дверь в сторону и пропуская вертикальную полоску света в купе, бросила «Хрипотца».

Толик слушал, как четверо уходят. Потом слушал, как возится внизу пьяный студент. За окном пролетали огни. Мужчина сомкнул глаза. Его баюкал поезд: «ты-дых», «ты-дых», «ты-дых». Снизу раздался тихий храп, в воздухе чувствовался запах перегара и селедки. Вагон качнулся. На Толика наползал сон. Он повернулся на другой бок, согнул ноги в коленях, зажал между ними руки. В такой позе он окончательно уснул.

4

Состав резко остановился. Моментально проснувшись, Толик успел зацепиться руками за прикрепленную к стене вешалку и не слетел. Зато «Еж», спавший на полке напротив, вскрикнув, полетел вниз, ударившись руками о столешницу. Коленом он подбил храпящего «Пузо», и тот скрючился от боли пополам, с шумом выдохнув. «Очки» не упал и не был задет, но его очки, лежавшие на столе, подлетели в воздух и, сделав несколько акробатических переворотов, упали на голову «Ежа», стонавшего на полу. Тот с перепугу смахнул их с себя в сторону двери, отлетев к которой одно стекло очков разбилось. В соседних купе тоже что-то падало, состав наполнился скрипящим скрежетом, ударами и отборной бранью. Толик услышал плач, доносившийся или из коридора, или из окружавшей поезд снаружи тьмы. «Кто-то дернул стоп-кран», — подумал он, четко представив, как бесформенная рука, срывая свинцовую пломбу и «контрольную» проволоку, дергает книзу красный рычаг.

— Что за хренотня! — вставая, буркнул «Еж». Он дотронулся до подбородка, сжал указательным и большим пальцами челюсть и простонал от полыхнувшей боли.

— Мы встали! — привстав на локтях, провозгласил «Очки». — Где мои окуляры?

— Они пали смертью храбрых, — ответил «Ежик», поворачиваясь к двери. Он включил верхний свет, затем нагнулся и поднял с пола поврежденные очки друга.

— Осталось одно стекло, — сказал он, передавая их ему.

«Пузо» что-то нечленораздельно промычал. За дверью пробежал кто-то в тяжелой обуви, раздались крики непонятного смысла. Толик свесил ноги с полки, сказав:

— Осторожнее, я спущусь.

«Еж» посторонился. Мужчина спрыгнул вниз.