— Я понимаю, о чем вы говорите, Темплтон-Вейн. Знаете, моя тетя Вики родилась первой. Она совсем непохожа на папу. Острая, как булавка, умная и красноречивая. Она способна понять идею, прежде чем папа успеет открыть книгу. Вы понимаете, я не говорю о нем плохо, — добавил он, поспешно поглядев по сторонам, как будто принц Уэльский подслушивал несдержанные речи своего сына. — Но я знаю, что она была любимым ребенком дедушки, его старшим. Возможно, она была бы лучшей королевой, чем папа королем, — закончил он взволнованным шепотом.
Это была явно смелая линия разговора для него. Он повернулся ко мне, глядя с любопытством.
— Конечно, люди могут сказать то же самое о нас, — размышлял он. — Вы — старшая, и в глазах некоторых людей у вас больше прав на трон.
— Я не хочу трон, — твердо сказалa я ему. — Я последний человек, который оценил бы корону.
Он раздробил пальцами булочку на части, роняя крошки на пол.
— Могу я рассказать вам очень большой секрет? Я чувствую, что могу.
Он с нетерпением перевел взгляд с меня на Стокера, и Стокер жестом поощрил его:
— Это чрезвычайные обстоятельства.
На лице Эдди отразилось искреннее облегчение.
— Да, вы тоже это чувствуете, не так ли? Здесь можно что угодно сказать и все понять. Это совершенно отдельноe от внешнего мира, самое нереальное место. — На мгновение он замолчал, спрессовывая крошки вместе. — Иногда я боюсь всего того, что мне предстоит.
— Так и должно быть, — сказала я.
Он с некоторым удивлением вскинул голову.
— Вы так думаете?
— Да. Человек, который не боится власти, — это человек, у которого ее не должно быть, — ответила я. — Власть — большая ответственность. На мой взгляд, слишком большая для одного человека. Тем не менее, такова существующая система, и от вас зависит исполнять главную роль по своему желанию.
— Но какой она будет? — тихо спросил он.
— Что вы любите? — вставил Стокер.
Эдди надолго задумался.
— Я люблю лошадей. Oчень люблю поло. — Он подумал еще немного. — Мне нравится Аликс Гессенская, моя кузина, — добавил он, покраснев. — Она прекрасная девушка, какой и должна быть королева.
- Очень мило, - сказала я ободряюще. - А политика? Какие изменения вы хотели бы видеть в мире?
Он воззрился на меня так, словно впервые слышал подобный вопрос, и я сразу поняла, что это вполне возможно. Принца по прямой линии преемственности не столько спрашивали o его мнении, сколько диктовали это мнение. Я почти не сомневалась, какими реакционными взглядами кормили Эдди, как ежедневным хлебом.
К моему вечному изумлению, он зaговорил с внезапной властностью:
— Я хотел бы видеть Ирландию свободной.
Стокер уронил грушу.
— Вы поддерживаете гомруль?[15]
— Да, — сказал Эдди с еще большей убежденностью. — Я не знаю, как это можно сделать, полагаю, что нужно проконсультироваться с министрами и учеными. Но мне кажется, нет веской причины, чтобы они не могли управлять под надзором Лондона.
Я подавила улыбку. Я подозревала, что сами ирландцы хотели большей независимости, чем гомруль, но принц был гораздо более податлив, чем любой другой член королевской семьи.
Настроение стало дружеским; возможно, наш общий плен создал своего рода привязанность, которая возможна только во времена опасности. Во время моих путешествий я часто обнаруживала, что так оно и есть. (Вынужденная интерлюдия с корсиканским бандитом огромного обаяния закончилась тем, что он поклялся отказаться от злодейской жизни и принять святые обеты. Он и поныне отправлял мне регулярные послания из монастыря, в коем посвятил себя изготовлению острых сыров).
Я покосилась на этого сердечного, очаровательного и слегка безмозглого молодого человека. Мне ни с того ни с сего пришло в голову, что наша общая кровь может немного объяснять внезапную симпатию друг к другу. Он неожиданно повернулся ко мне, словно интуитивно понимая мои мысли.
— Вы не возражаете, если я буду ужасно груб? Немножко?
Я смахнулa крошки с пальцев и откинулась назад.
— Что бы вы хотели узнать?
— Как давно вы знаете? О папе. Я имею в виду, что он ваш отец.
— Неделя юбилея королевы, — сказала я ему. — Моя мама умерла, когда я была совсем маленькой, и меня воспитывали ее подруги. Когда умерла вторая из них, я узнала правду о своем рождении. Некоторые люди уже знали об этом.
— Ваш дядя де Клэр? — догадался он.
— В числе прочих, — подхватила я, не желая называть имена леди Велли или сэра Хьюго. — В любом случае, дядя состряпал нелепый заговор, чтобы представить доказательства моего происхождения и выдвинуть меня как некую альтернативную королеву. Он думал, Ватикану это может понравиться, — с улыбкой добавила я, но выражение лица Эдди оставалось сдержанным.
— А вы отказались?
— Естественно. Я ни перед кем не отвечаю, — мягко объяснила я. — Но eсли бы я была королевой, даже марионеточной, притворной королевой, у меня не было бы собственной жизни.
— Как у меня, — закончил он, полный рот изогнулся в печальной улыбке. Он внезапно протрезвел.
— Подождите минутку — какие доказательства?