Убийственно тихая жизнь

Сюзанна заехала за Мэтью позднее в тот день – он был у своей сестры в Кауансвилле, оставался в городе, пока чиновник опекунского совета не закончил своего расследования. Хотя Филипп отверг все обвинения в насильственных действиях, опекунский совет должен был провести собственное расследование, которое так ничего и не выявило. В глубине души Мэтью был разочарован. Не потому, конечно, что его освободили. Просто он понес слишком большой ущерб, и ему хотелось, чтобы было сделано публичное заявление, подтверждающее, что он замечательный отец. Добрый, сострадательный, твердый отец. Любящий родитель.

Он давно уже простил Филиппа, ему даже не хотелось знать, почему Филипп сделал это, но теперь, стоя в этой кухне, которая видела столько дней рождения, столько рождественских утр, где готовилось столько всяких сладостей и вкусностей, он понимал, что жизнь уже никогда не будет такой, как прежде. Слишком многое было сказано, слишком многое было сделано. Но еще он знал, что если дать себе труд, то ситуацию можно улучшить. Неясно было только, захочет ли Филипп трудиться на этом поприще. Полторы недели назад он, рассерженный, ждал, что сын сам придет к нему. Он тогда ошибался. Теперь он сам собирался прийти к сыну.

– Да? – послышался мрачный голос в ответ на его осторожный стук.

– Можно к тебе? Я хочу поговорить. Без криков. Чтобы покончить с недоразумениями. Хорошо?

– Как скажешь.

– Филипп. – Мэтью сел на стул у стола и повернулся лицом к мальчишке, который лежал на помятой кровати. – Я сделал что-то такое, что тебя обидело. Моя беда в том, что я не знаю, что же я такое сделал. Я мозги наизнанку вывернул. Может, дело в подвале? Ты злишься, что тебе нужно делать там уборку?

– Нет.

– Может, я накричал на тебя или сказал что-то, что тебя задело. Я не буду сердиться. Ты мне просто скажи, чтобы я знал, и мы поговорим об этом.

– Нет.

– Филипп, я не сержусь на тебя за то, что ты сделал. И ни минуты не сердился. Я был обижен и не понимал, что происходит, – это да. Но я на тебя не сердился. Я тебя люблю. Ты можешь поговорить со мной? Что бы это ни было – скажи мне.

Мэтью посмотрел на сына и впервые почти что за год увидел ранимого, умного, доброго мальчика. Филипп смотрел на отца и хотел сказать ему. И почти что сказал. Почти что. Он стоял на обрыве, его носки уже были над пропастью, и он смотрел в небытие. Его отец предлагал ему сделать шаг вперед, понадеявшись, что все будет хорошо. Что он, отец, подхватит его, не даст упасть. И нужно отдать должное Филиппу, он все же взвешивал такую возможность – закрыть глаза, сделать этот шаг и упасть в руки отца.

Но он не смог. Он смотрел на свои старые рабочие ботинки и в мучительных подробностях видел грязь и обрывки листьев, налипшие к ним.

Гамаш сидел в бистро Оливье у огня и ждал, когда его обслужат. Он только что появился, а люди, которые занимали лучшие места, только что ушли. На столе еще лежали оставленные ими чаевые. Гамаш подавил в себе мимолетное желание прикарманить деньги. Еще одно чудачество длинного дома.

– Привет. Можно к вам присоединиться?

Гамаш поднялся и слегка наклонил голову, приветствуя Мирну, потом показал на диван у камина:

– Прошу.

– Столько всяких потрясений, – сказала Мирна. – Говорят, дом Джейн просто полон чудес.

– Вы его еще не видели?

– Нет. Хотела дождаться четверга.

– Четверга? А что будет в четверг?

– Клара у вас не спрашивала?

– Это может оскорбить мои чувства? Полицейские Квебекской полиции крайне чувствительны. Так что будет в четверг?

– В четверг? Так вы тоже идете? – спросил Габри.

На нем был маленький передник, и он изображал Джулию Чайльд[55].

– Пока еще нет.

– Не берите в голову. Я слышал, ураган «Кайл» обрушился на побережье Флориды. Видел по «Метеомедиа».

– Я тоже видела, – сказала Мирна. – И когда он доберется до нас?

– Через несколько дней. Конечно, к тому времени он станет тропической бурей. Или как уж их там называют, когда они доходят до Квебека.

Габри посмотрел в окно, словно предполагая, что эта самая буря вот-вот появится из-за ближайшего холма. Вид у него был озабоченный. Шторма никогда не сулили ничего хорошего.

Гамаш пощупал пальцами ценник, прикрепленный к кофейному столику.

– Оливье ко всему прикрепляет ценники, – сообщил ему Габри. – Включая и приватный туалет, благодарю за внимание. К счастью, мне хватает такта и хорошего вкуса, чтобы не обращать внимания на этот единственный недостаток Оливье. Я думаю, он зовется корыстью. Так что для вас – стаканчик вина или, может, канделябр?

Мирна заказала красное вино, а Гамаш – виски.

– В четверг Клара устраивает вечеринку в честь Джейн – так, как Джейн указала в завещании, – сообщила Мирна, когда принесли выпивку, с которой появились и две лакричные трубочки. – Это будет после вернисажа в Уильямсбурге. Теперь, если Клара спросит, вы должны будете сказать, что пытали меня.

– Хотите, чтобы меня опять отстранили? Квебекская полиция пытает черную женщину?

– Разве вас за это не повысят в звании?