— Что ж мне ничего не сказала? Секреты все… — покачал головой Бернс.
— Мелочь, — легко сказал Давид.
— Мальчик, — вздохнул мудрый Бернс, — когда женщина стала утаивать от тебя такие «мелочи», жди беды, большие «секреты» не за горами.
Давид подумал, а ведь прав Роман Израилевич, Тина утаила от него приезд своих подруг и строго настрого запретила Давиду признаваться в этом Бернсу, как посмотрит Роман Израилевич на то, что Давид оказал им гостеприимство и даже не сказал дяде ни словечка? «Большие секреты» Тины могут обернуться большим скандалом в еврейском киносемействе.
— Тина Андреевна в павильоне, сегодня запланировано шесть часов съемок, прошу тебя, съезди, посмотри. Федьку иногда зашкаливает, а Тина взрывная, ты же знаешь, так что урегулируй, а вечерком вместе поужинаем, развлечемся.
— Будет исполнено, Роман Израилевич.
Давид покинул кабинет Бернса и отправился на киностудию, где в одном из арендуемых «Венусом» павильонов, снимался очередной эпизод порно-шедевра Федора Клюкина, по прозвищу Федерико.
На площадке, как всегда в перерывах между сценами, царила неразбериха.
Ассистенты курили в неположенном месте, ответственный за пожарное состояние ругался по матушке и грозил штрафами. Статисты в замызганных халатах поедали пиццу, в спешном порядке светотехник устанавливал свет, фильтры, штативы и экраны, рабочие меняли декорации и реквизит, в гримуборных гримеры закрашивали дефекты на коже актеров, принявших душ после отснятой сцены. Перерыв заканчивался, а директор картины тщетно пытался вытащить Федерико из буфета.
Деньги за аренду павильона таяли как весенний снег на солнце. Давид схватил за рукав директора картины, рвавшего волосы на плешивой голове, и велел сказать режиссеру, что он, Давид Коткин, будет лично наблюдать за соблюдением технологического графика съемок. Директор облегченно вздохнул и бросился в буфет, припугнуть распустившегося Федерико появлением на площадке референта Бернса. Не прошло и пяти минут, как мэтр появился в павильоне, на ходу дожевывая салями.
— А, Давид, — пробасил Клюкин, двигая мощными челюстями. Не смотря на свою «ботаническую» внешность Федерико производил впечатление охотящейся акулы. Он крепко пожал руку, протянутую для приветствия, и пригласил Давида занять свободное место у монитора, рядом с собой. Давид принял приглашение и сел в пластиковое кресло. Длина кабеля от камеры до монитора составляла приблизительно десять метров, это позволяло убрать режиссерский монитор за частью декораций, что бы не мешать актерам и в тоже время иметь возможность руководить съемочным процессом.
— Ну что там, Михалыч, готовы? — спросил Федерико в головной микрофон.
— Минуточку, — шаркнул ножкой директор и, проконсультировавшись у ассистентов, доложил, — готовы, Федор Иванович!
— Посторонние, покинуть площадку! — скомандовал ассистент.
— Готово, — отозвались на площадке.
— Актеры готовы? Мизансцена установлена? — снова пытал ассистент режиссера.
— Готовы, Федор Иванович — доложил оператор.
— Работаем. Мотор, — дал старт Клюкин, и камера ожила, и все задвигалось в заданном режиссером темпе.
Давид впервые присутствовал при съемках фильма, тем более что именно сейчас снималась хард-сцена. Он с интересом наблюдал за действиями актеров на экране монитора и удивлялся отсутствием своей реакции на обнаженные тела. Он слышал анекдотичные случаи от присутствующих на самых тяжелых съемках, но все они в голос твердили, что происходящее на их глазах нисколько не возбуждает. Лишь при окончательном монтаже фильма приходится делать перерывы через каждые час-два, что бы успокоиться и прийти в себя.
Тина появилась на площадке в следующей сцене, но перед этим Давид снова пережил Содом-и-Гоморру перерыва, смену декораций, стерилизацию мебели хирургическим раствором, выдачу актерам средств индивидуальной защиты и очередную порцию «Блэк Рашн» Федерико. Однако в назначенное время все стихло и потекло своим чередом.
Тина была восхитительна, гибкая, как ивовый прутик, волосы как расплавленное золото, ее профессионализм был достоин восхищения, и не потребовалось ни одного режиссерского замечания или комментария. Партнер не подкачал, и сцену сняли с трех дублей, более не понадобилось. Снова перерыв, от однообразной суеты у Давида закружилась голова, и он обреченно побрел с Федерико в буфет, понимая, что подобный график может любого выбить из колеи. В буфете дородная барменша уже ждала Федерико, фужер с «Блэк Рашн» выставлен на стойку, на мелком блюдечке колбасная нарезка. Клюкин запрыгнул на высокий стул и по-свойски бросил хозяйке:
— Дорогуша, еще один «Блэк Рашн» для нашего гостя…
— С непривычки как уморился сердешный, — пожалела Давида барменша.
— Да уж, тут надо закалку иметь, — покачал головой Федерико, медленно высосав содержимое фужера и подхватил пальцами кусочек салями.
В буфет сунулся директор картины, протирая платком вспотевшую плешь.
— Федор Иванович, мы готовы, — доложил он, заискивающе глядя на порозовевшего от коктейля Давида.
— Да идем уже… — нехотя отозвался Клюкин. — Ну что, Давид, пойдемте сеять разумное, доброе, вечное…