Убийственные именины

— Знаешь, — вздохнул он, глядя в Оськину согбенную спину, — Наверное, про Адама и Еву все врут. Баба, прослышав, что где-то какой-то плод познания имеется, который ей даже попробовать нельзя, и внимания бы на змия не обратила. Подумаешь, познание! Ей и без него неплохо. Бабе блаженство мозги застит. Нельзя яблоки рвать — ну, удовлетворилась персиком каким-нибудь дозволенным… или ананасом. Женщина в эйфории на поиски неспособна. А вот Адам, как всякий мужик, заинтересовался бы. Любопытство насчет стран, напитков, еды и баб — основная мужская черта. Оно бы Адама всего изъело, он с этой яблони все фрукты перекусал.

— Тоже мне психолог! "Женщина в состоянии эйфории неспособна!" — равнодушно, не оборачиваясь, хмыкнул Иосиф, — Это, как говорил Семен Михайлович Буденный, "смотря какой бабель", заодно и смотря какой Адам. Вообще-то, если в раю скукота была, и кому-то захотелось остренького, там уже не рай был, а… А что это тебя на рассуждения потянуло? Ты, как я понимаю, опять намекаешь? Дело Изотовых? Так нам вроде Гоша еще вчера все четко объяснил — брюки превращаются, превращаются брюки… в элегантные шорты.

— Ну а сами-то мы что решили: верить в инсульт или не верить? — осведомился Данила, нервно позевывая, — Ты что-нибудь про кровоизлияние в мозг знаешь? Какие у него симптомы, причины и все такое?

— Да в общем, самую малость. Надо вернуться — медицинскую энциклопедию, что ли, посмотреть. Вроде была у вас? — Иосиф спрашивал скорее автоматически. Ему было так скверно, что он не слушал ни своих вопросов, ни Даниных ответов.

— Конечно… — Даня сел и обхватил плечи руками, его знобило, — Варвара всегда с ней сверялась, прежде чем сцену дядюшке устраивать. Насчет того, что Павлушка ее, дескать, в гроб вгонит, уже почти вогнал, у нее уже и того симптомы, и этого. Любила Варвара-покойница методы грубые, но действенные! Фрекен Бок по той же методе Русланчика доканывает. И тоже со справочником консультируется… — и тут Данила глубоко вздохнул и с бледным лицом повалился навзничь.

Иосиф кинулся к нему, расстегнул рубашку, смочил лицо друга водой из речки, но Данила никак не приходил в себя. Ося в панике заметался и вдруг заметил бредущего по берегу Павла Петровича, который всякую свободную минуту норовил посвятить рыбалке, а точнее — тихому пьянству на лоне природы. Самое глубокое — по горлышко — место с гордым названием "Заводь" как раз было недалеко от места, где неожиданно сомлел Данька.

— Па-аве-ел Петро-ови-ич!!! — заорал Иосиф так, что у него екнуло под ложечкой, — Па-аве-ел… — и от неожиданной слабости присел рядом с Данилой, лицо которого понемногу стало принимать серо-голубой оттенок.

Но Павел уже заметил их обоих и неспешно побрел к ним. Он-то как раз был в порядке и никак не мог понять, почему эти двое, кисейные барышни, чувств лишились. Не ответив на его иронический вопрос, Ося тоже погрузился в бесцветный немой туман, захлестнувший мир вокруг.

Окончательно оба пришли в себя уже после промывания желудков — в местной больнице, в одной палате. Дане даже поставили капельницу. Выяснилось, что обморок — следствие того, что накануне Даня с Иосифом приняли изрядное количество некачественной водки, притом поддельное спиртное в Мачихино — нередкое явление. Так что причина дурноты — не похмелье, а отравление.

Когда через пару-тройку часов апатия и слабость во всем теле почти прошли, а делать было совершенно нечего, кроме как плевать в засиженный мухами потолок палаты, парни продолжили прерванный недомоганием разговор. Это помогало отвлечься от скверных ощущений.

— Даня, слушай, — Иосиф с трудом сел на кровати, скрестив ноги, — И Зинаида, и Зоя, и Лариса твою тетку не особенно любили. А муж-то, Павел, как? Любил или нет?

Данила задумался, подыскивая правдивый и внятный ответ. Увы, ответить правдиво и внятно не получилось. Павел Петрович сразу же после свадьбы с Варварой растворился в авторитаризме жены без остатка. Павлуша всегда твердил маленьким дочерям: если вы, Ларочка и Зоенька, будете как мамуля, ну хотя бы на шестьдесят процентов, вас, девочки, ждет большое женское счастье. Дочки внимали папочке и послушно восторгались мамочкой. И возникла незыблемая общесемейная легенда о том, что семья Варвару обожает, а Варвара — бессменный глава и опора клана.

Ну, а какими же были реальные отношения между Зоей и Лариской, уже подросшими, Варварой Николаевной, изрядно заматеревшей и обабившейся, и Павлом Петровичем, превратившимся из кормильца семьи и домовитого мужика в совершеннейшую тряпку? Этого Данила так просто объяснить не мог. Над этим вопросом ему пришлось бы основательно подумать, а заодно провести, как говорится, ряд наблюдений.

И Даня описал приятелю то, что всплывало на поверхность при любом, самом незначительном, конфликте, и было заметно всем: