Убийственные именины

— Ну, изволь. Знаешь, — Зинаида явно приободрилась и даже уселась на тахте, скрестив ноги, — про предков Изотовых все такое елейное болтают, в стиле американской мелодрамы: друг друга любили, во всем помогали… Знаешь, сколько у тебя было бы бабушек и дедушек, если бы не война, репрессии и прочие катаклизмы? Двенадцать штук! Столько у твоего прадеда детей было. Мама рассказывала: когда садились за стол — огромный такой, во всю комнату — никакой мебели для сиденья не хватало. И первые минут пятнадцать шли сплошные здравицы: как же нас много, какие мы все красивые, как на подбор, все русые, все голубоглазые, все такие богатыри… и богатырки, — Зинаида усмехнулась, — прямо кролики в садке. А после начиналась обычная клановая жизнь: соперничество, бессмысленное и беспощадное. Ссоры постоянно, вечно кто-то с кем-то не разговаривал. Это не американская идиллия, а мексиканский сериал.

— И что, никогда не объединялись? А, скажем, война, пожар, те же репрессии?

— "Большая беда нужна!" Только в одном случае: "Против кого дружим?" Против бывшего своего! Такой тупорылой немецкой свиньей. Меня вот записали в "гулящие-пропащие" — и прогнали, чтоб молодняк не портила. Я возмущалась, пока сама молодая была: я же не лошадь! А потом поняла: лошадь. Или корова. У объекта селекции, кстати, тоже выбор есть, свободный такой: или соглашаешься породу улучшать, или пошел вон, мутант поганый.

— И тебя вот так, по-семейному, поставили перед свободой выйти вон?

— В общем, да! Причем мои же родители, — Зинаида прикурила длинную коричневую сигарету.

Потом она глубоко затянулась и долго хмуро смотрела на сизую струйку дыма, с неприязнью припоминая болезненные моменты семейных разборок. Об иссушающих душу воспоминаниях нелегко рассказывать, даже платному зануде-психоаналитику с блокнотиком, кушеткой и пятью стандартными вопросами о пережитых клиентом потрясениях.

— Мама плакала, умоляла не позорить фамилию, отец орал благим матом, что выбьет из меня, соплячки, всю дурость. А ведь мне тогда уже лет двадцать пять было, я была большая девочка. Севу, любовника моего, папаша грозился дрыной погонять, и почему-то именно по Красной площади. И я переехала к Севке. Мы один проект поднимали, положения в обществе хотели добиться. И не к девяностолетнему юбилею: ручонки-ножонки трясутся, головушка самопроизвольно падает на грудь, и любимый вид транспорта — гандикап с подушечкой. Вот, понимаешь, какая кошмарная картина: женщина "детородных" лет не семьей, а бизнесом занимается, не детишек сопливых плодит, а собственную сеть магазинов? Зайдешь к ги…, пардон, к врачу, и снова-здорово: "Как то есть вы незамужняя-бездетная? Голубушка, вы что? Женщина обязана… святой долг материнства… стакан воды перед смертью… какая-такая карьера?!!" И что ни встреча с родней, то нытье: "Ты нам не дочь, ты нам ехидна!" Я и перестала родителям звонить, они мне тоже. Это "скорбное безмолвие" продолжалось… десять лет! А потом я раскрутилась в бизнесе, квартиру купила, иномарку. Тут со мной все чохом помирились. Деньги занимали — по-родственному, без отдачи. А за спиной — шу-шу-шу, шу-шу-шу. Я для них и воровка, и СПИДом болею, и с негром живу. С негром Кушнеревым, курским уроженцем. Он, понимаешь, умело под белого маскируется, почище самого Майкла Джексона.

— Вот это пиар! Черней черного! Все потому, что ты незамужем?

— Ага! У нас в России как? Если мужик один — значит, не хочет он жениться. Если баба одна — значит, не берет ее никто.

— С-совки неумытые! И что, вся семья такие отморозки? — Даня спросил от неловкости, чтобы хоть что-нибудь сказать.

Зинаида смотрела на него с иронией, без особой родственной теплоты и как-то чересчур внимательно. Потом, улыбаясь, пожала плечами, продолжая наблюдать Данину реакцию. Он мялся, раздумывая, как перейти к главному вопросу. Разговор принимал оттенок гонки за лидером.

— Ну, а за что ты Варвару покойную так не полюбила? — попер напролом разгоряченный Данила.

— А-а, так вот ты чем интересуешься! — без энтузиазма отозвалась догадливая подозреваемая и вдруг ответила с подкупающей искренностью, — Да шантажировала она меня. В бизнесе, знаешь ли, вертеться по-всякому приходится. Нет, наркотиками и оружием я никогда не торговала, но уход от налогов там, двойная бухгалтерия, посредничество, проценты, черный нал… Подробнее не могу, извини. Варька в тех же кругах варилась, мои дела и партнеров в лицо знала. Стоило мне куш сорвать, Варвара тут как тут. И этак ненавязчиво намекает: а не поможешь ли чем можешь, сестричка? Деньжат на фазенду подкинуть, девочек в институт пристроить, машину в Европе купить.

— Достала она тебя?

— Да уж не без этого! А что это ты так заинтересовался нашими отношениями? Ну, ладно, не хочешь — не говори, — после долгого, смущенного Даниного молчания Зина усмехнулась и снова устало вытянулась на тахте, накрыв лицо маской, — А сейчас, будь другом, принеси мне кофе. Черный, с лимоном. И побольше, ладно?

— О чем речь!